Да и к чему рваться? Орлеан освободили, Реймс взяли, Карла короновали… Неужели она верит, что Карл собирается брать Париж? Герцог подозревал, что, не будь самой Девы, новоиспеченный король и вовсе ушел бы за Луару и сидел в своих замках, слушая мессы, охотясь и плодя детей. Может, так и надо?

Но время шло, от безделья началось брожение в армии, сама Дева мучилась, не получая разрешения вернуться в Домреми и не зная, чем заняться.

Изменилось отношение к Жанне и у простых людей, встречавших ее в городах как святую. Если сначала в Вокулёре, а потом в Шиноне, Блуа и Орлеане на нее смотрели как на освободительницу, за которой нужно идти в бой против годонов, то теперь норовили коснуться, чтобы излечиться, подсовывали детей, просили явить чудо… Сколько ни объясняла, что она не святая, что с таким же успехом сами матери могут излечить прикосновением своих детей, что она не показывает чудес, потому как не для того пришла, ничего не помогало! Иногда Жанну брало отчаяние. Ну почему они не понимают, что она просто служит делу, порученному ей архангелом Михаилом и святыми Екатериной и Маргаритой, она не сама, она лишь орудие?

Понял, кажется, только Жиль де Ре, но и тот осуждал, напоминая, что Дева уже выполнила свою миссию, значит, пора домой. Жанна отчаивалась:

– Если я уйду, король бросит все.

Барон был мрачен:

– Я тебе советовал не спешить в Реймс!

Карла начала раздражать Дева. Пока он сам себе не желал в этом признаваться, но в глубине души уже понял. И даже понял почему.

Давно ли дофин твердил, что без нее у него не хватит сил? Это была правда, действительно без понимания, что там впереди есть Дева, посланная Господом, знающая, куда вести и как идти, и берущая на себя ответственность за решения, Карл бы не справился. Он признавал Жанну едва ли не поводырем своим, был ей благодарен за коронацию, готов выполнить любую просьбу и даже несколько сразу… Что изменилось? Перед королем все та же Дева, все так же призывающая к освобождению Франции и изгнанию годонов, но Карл уже не мог слышать ее призывы! Почему?

Беда в том, что эта неугомонная девчонка не просто не собиралась останавливаться сама, она требовала, чтобы вот так же, забыв обо всем, забыв налаживающуюся спокойную жизнь, и король жертвовал собой, штурмуя бастионы! Ей казалось нормальным, чтобы Карл, забросив свои любимые занятия, жил только войной и горел праведным огнем против годонов, воодушевлял французов на подвиги. Это хорошо, но до определенных пределов. Для войны есть маршалы, адмирал, капитаны наконец, вон ее приятеля де Ре в маршалы возвел, пусть старается, не королю же в палатке спать и только о несчастных нормандцах думать?!

Дева так не считала, решив, что, короновав Карла, она переложила на его плечи заботы об остальной неосвобожденной Франции. Жанна искренне не понимала, почему теперь-то Карл тянет и тянет. Какие могут быть переговоры с годонами или отход за Луару?! Не ради одной коронации и обретения де Шартром епископства они так рвались в Реймс! Пока хоть один годон живет на земле Франции без приглашения, нельзя успокаиваться! Жанна горела ненавистью ко всем захватчикам и ожидала этого же от остальных, тем более от коронованного Карла.

А тот не желал жертвовать своей жизнью и спокойствием ради сомнительного удовольствия быть впереди армии на коне и со знаменем в руке. Карл не воинственен, он склонен все решать советами и договорами, а то и не решать вовсе, авось как-нибудь решится само. Пока Дева так и поступала – решала сама, все шло хорошо, но теперь она требовала от самого короля деятельного участия, причем участия вроде своего собственного – жертвенного! Это королю казалось полной глупостью, Карл любил Францию, но не до такой степени, чтобы жертвовать собственной жизнью. Да и дело ли короля нести знамя впереди штурмующих?!

Когда из деревни в Шинон явилась простая пастушка и принялась требовать, чтобы ей позволили совершить чудо, дофин хотя и сомневался, но легко пошел на это, согласие не требовало от него самого никаких особых усилий, пусть совершает. Тогда он мог просто отмахнуться, теперь это невозможно, теперь она не просто пастушка из Домреми, это Дева, за которой идет народ.

Карл крутился с боку на бок без сна уже половину ночи, пытаясь придумать, что бы такое сделать, чтобы Дева уж как-нибудь сама по себе… без его героического участия… Но в голову ничего путного не приходило. Она желает штурмовать Париж. Неплохо бы, там живет старая королева Изабо, ввергнувшая Францию в войну, а самого Карла во многие годы неуверенности и сомнений. Заманчиво увидеть мать молящей о пощаде и милостиво разрешить ей быть подле его трона. Но на короля постоянно давит епископ Реньо де Шартр, напоминая, что, пока Дева освобождала Орлеан, она выступала против годонов, а вот Париж придется отбирать у Бургундца. Ссориться же с Филиппом Добрым не стоит, он в ответ может напасть в любую минуту, отрезав юг, и тогда положение не спасет никакая Дева.

– Что же делать? – вздыхал Карл.

– С Филиппом Бургундским надо договориться, переговоры почти идут. Он не станет удерживать Париж, отдаст добром в обмен на кое-какие другие уступки. А штурмовать бастионы Парижа – гиблое дело, они почти неприступны, погибнет много людей с обеих сторон, а ведь там тоже французы… Король не должен забывать и о тех, кто по ту сторону крепостных стен.

Карлу очень хотелось сказать, что эти французы могли бы и открыть ворота, но он промолчал. Упоминание о переговорах и добровольной сдаче города ему понравилось куда больше, чем призывы Девы штурмовать Париж. Король схватился за эту мысль. Пока идут переговоры, можно ничего не делать, живя своей спокойной, размеренной жизнью. А Дева? Ну, что Дева, тоже пусть немного поживет такой жизнью. Одно плохо – вернуться на левый берег Луары в любимые замки не удастся до конца переговоров, но Карл решил потерпеть.

К утру королю стало казаться, что это он сам придумал выход с переговорами, и довольный Карл наконец заснул. Однако Жанна не просто не поняла его задумки, но и яро воспротивилась:

– Ваше Величество, как можно вести переговоры о чем-то с теми, кто воевал против вас?! Они должны только сложить оружие и уйти из городов Франции, еще и заплатив за принесенный ущерб! Филипп Бургундский ничем не лучше годонов, кто звал его на наши земли?! Пусть убирается в свое герцогство безо всяких уступок!

В тот момент Карл словно стал выше ростом, деревенская девчонка, пусть и зовущая себя Девой и спасительницей, смеет диктовать ему, королю Франции, как себя вести?!

– Вы забываетесь, милочка, разговаривая с королем!

Другая бы усмехнулась, напомнив, кто именно сделал его королем. Другая, но не Жанна, для нее это мелочи, возразила так, что у Карла на мгновение проснулась совесть:

– Ваше Величество, я помню, что вы король, именно потому и взываю к вам, чтобы освободили Францию от годонов, взяв под свою власть все королевство, а не часть его!

Как у нее все легко и просто! Разговаривая с Девой, Карл переставал сомневаться, она точно знала, что именно надо делать и почему. Но, оставшись один или с тем же епископом, король тут же начинал думать иначе. Зачем идти на Париж, если город сам придет к нему?