деда приготовить мне силлабабу как неофиту мужского ремесла.

Джо и я первыми с помывкой покончили, хотя обычно я большой любитель водных процедур. Горячий душ после матча я всегда принимаю долго. Однако сейчас мне больше всего хотелось побыть одному. Джо, как назойливый прыщ, не хотел отлипать. Хотя мне на него наплевать было.

Из душевой лился гулкий раскатистый смех, волокся плотным облаком пар, вздымаясь и разбиваясь о потолок душной раздевалки. Я вытирал волосы жёстким хлопковым полотенцем, когда к нам заявился Дарт. Его чёрная морщина над переносицей возвещала о неизбежно грядущем порицании. Дарт без предупреждения налетел на меня, как стервятник, оказавшись почти вплотную. Такая близость за целый год начинала донимать. Я холодно уставился в ответ.

– Ты поднимался в преподавательское крыло?

– Да, сэр.

– Для чего?

– У меня было важное дело.

– Больше не смей этого делать! Ты понял?

– Сэр, меня пригласили, официально. Как я мог отказать?

– Пригласили? Кто?

– Миссис Кочински, – сказал я.

Дарт посерел.

– Что ей от тебя понадобилось?

– Она предложила пришить мне пуговицу.

Дарта как по голове тюкнули. Он запнулся, чёрствые губы его молча шевелились, подбирая слова. Вороньи ноздри возмущённо вздулись.

– Какую ещё пуговицу?

– На сорочке. Глядите!

Я подёргал за ворот рубашки, что свисала с дверцы шкафчика.

– Японская нить!

Дарт продолжал прожигать меня глазами.

Несколько парней ворвались с дружным хохотом. Завидев Дарта, они умолкли.

– Ты должен сам уметь пришивать свои пуговицы, Гарфилд. Подобное поведение неприемлемо для студентов, – сказал мне Дарт.

Я покосился на ребят. Мне вдруг нестерпимо захотелось поиздеваться над этим ссохшимся горе-надзирателем.

– Я умею, сэр. Лет с одиннадцати и пришиваю. Но вы же знаете, что самому пришивать – это не то. Взгляните на Робина. Ему сейчас вообще противопоказана любая работа руками…

– Довольно, Гарфилд! – как пёс, рявкнул Дарт.

– Вы сами ходили в сторожку! – вырвалось вдруг у меня.

Дарт побелел, нахмурив брови.

– Больше так не делай, – понизив голос, сказал он.

Затем развернулся и понёсся прочь. Я нагнал его в маленьком коридоре, прикрыв дверь в раздевалку.

– Зачем вы ходили в сторожку?

Дарт затормозил и глянул через плечо.

– О чём ты?

– У вас было свидание! Вас выдала одышка перед дверью Диксонов!

– Да что ты мелешь!

Тут меня за предплечье схватила чья-то рука. Я повернулся. Адам сердито глядел на меня через очки. Дарта словно ветром унесло.

– Я предупреждал, что это опасно, – тихо сказал Адам.

– Придурок, как и половина университета, – буркнул я в ответ. И сам не понял, о ком сказал – о Дарте или об Адаме.

Мы прошли обратно к шкафчикам.

– Ты что, с Анной крутишь? – снова прилип Джо.

– Иди к чёрту, говорю!

– Ага, ну теперь ясно.

– Что тебе ясно, безусый?

Джо попытался ухмыльнуться, но вышло нечто больше похожее на сдержанный чих.

– Ясно, почему Дарт сбежал от тебя. Я видел, как Анна из его кабинета выходила. Помада размазана, блузка помята. Ну дела, думаю. Надо отдать должное, сам-то он как пижон выглядел – опрятно, волосок к волоску, рубашка в ширинке не торчала. И следов помады на нём не было.

– Значит, это правда, – пробубнил я.

– Правда, ага. Так он ещё смел заявить ей, что такое поведение аморально и не дай бог об этом узнает проректор, – возмущённо продолжал Джо.

Ближе к вечеру я подкараулил Анну у запрещённого крыла. Её глаза опухли.

– Вы в порядке?

Я неожиданно возник перед нею. Женщина вздрогнула.

– Макс… Что ты хотел?

– Он вас обидел?

Анна напряглась как струнка, натянутая, будто вот-вот лопнет.

– Не забывай, кто я такая. Меня опасно обижать.

– Рад это слышать, – произнёс я холодно, демонстрируя, что мне нет дела до того, с кем она кувыркается.

Она поспешила раствориться в коридорном сумраке.

Перед ужином Дарт вызвал меня в свой кабинет.

– Садись, Гарфилд.

Он говорил своим обычным сухим тоном.

– Я хочу, чтобы ты уяснил одну вещь.

– Вы оскорбили её?

Откуда во мне эта прыть сегодня, сам не пойму.

Дарт стерпел, вздохнул, помолчал. Затем тихо продолжил:

– Вам, лоботрясам, кажется, что вы умнее нас. Но поверь, мы во многом схожи. Мы не только живём под одной крышей. Я тоже бываю временами глуп, порой безрассуден. Мне, как и тебе, Макс, некому пришивать пуговицы. Но поступая сюда работать, я раз и навсегда принял для себя принцип: моральный облик этого университета – моя первостепенная задача. Я дал слово мистеру Кочински, что не подведу его.

– Вы так услужливы, что даже трахали его жену?

Дарт округлил глаза и заткнулся. С минуту помолчал. Потом встал и угостил меня такой пощёчиной, что чуть глаза из орбит не вылетели. Я постарался не выдать боль, только взглянул на Дарта с ещё большим презрением и сказал:

– Вы позвали меня, чтобы пуговицами меряться?

– Сопляк! Ты должен понять, что нахальство, с которым ты и твой дружок ведёте себя, крайне возмутительно и непозволительно для нашего учреждения.

– Сэр, давайте по-мужски всё проясним. Для начала признайтесь, вы бы нас трижды уже выбросили, не будь вам так нужны деньги моего отца. Можете не комментировать. Только ответьте, чем вам Адам-то не угодил? Неужто и вы, здоровый мужчина и конченый моралист, из ксенофобов?

– Зачем вы лазили в сторожку? – резко бросил Дарт.

– Откуда вам это известно?

– Отвечай!

Я кивнул:

– Анна, значит, выболтала. Вы ходили к ней и трясли как куклу.

– Мне сказал об этом Диксон.

– Что ж, очень мило, что вы так сдружились. На общей почве.

Дарт потемнел на глазах.

– О чём ты?

– Ну как же, у вас обоих было по десять минут без единого свидетеля. Разве нет?

Дарт кипел, крышка чайника так и дребезжала:

– Миссис Кочински я сообщил, что вам запрещено ходить в преподавательский корпус.

– Вы ревнуете?

– Что?

– Ну да, ревнуете.

– О чём ты говоришь, Макс?

– Вам не всё равно, кто мне пуговицы пришивает? И Анна – не ваша жена. Любовница, в отличие от жены, не принадлежит мужчине. Вы ведёте себя, как гиена, у которой вырывают из пасти кусок мяса. Только забываете, что не вы это мясо добывали.

Дарт стиснул зубы.

– Я стерплю и это. Потому что ты – недоумок. Я дам тебе последний шанс. После я вышвырну тебя и твоего дружка.

– Не надорвитесь, сэр. – Я встал и намылился к выходу.

В дверь постучали, в проёме показалась гигантская картофелина башки Гарри.

– Извините, сэр. Позволите?

Гарри сказал «извините» и «сэр»? Сегодня все с ума посходили.

– Что ты хотел? – спросил Дарт.

– Вы не против, если я переберусь в комнату к кому-нибудь из парней?

Я притормозил в дверях, мне было