— явлению, еле тлеющему и для успешной жизни бесполезному. Сетевое сознание не приходит в один миг, бывает вместо правомерного вопроса «С кем быть?» мозг выдает апокриф: «Кем быть?». Этот кризис надо просто пережить или обратиться к психотерапевту. Я ошибся и повелся на призрак искаженного восприятия, но здравомыслие теперь вернулось

Честно себе ответь, ты хочешь менять Систему? Так ли невыносимо жить в окружающем мире? Со всей несправедливостью, с которой ты смирился. Ты можешь быть социопатом, но общество — твой дом, твой деревянный улей до крыши набитый трутнями. И по большому счету, все устраивает. Нет! Все нравится. Жизнь прекрасна. Ломать за эгоизм свой дом не стоит. Ты его любишь, другого не будет. Здание нам нравится, хоть и не красавица. Ты поскользнулся на пути, так надо встать. Ты усомнился на пути, так возродись!

«Крувраги, дорогие подписчики! — пишу на мониторе. — Много споров и непонимания вызвала публикация на моем канале, где автор этих строк выложил записи двух бесед. Хотелось бы прояснить ситуацию. Разговор с Павлом Кольцовым у нас был в рамках встречи одноклассников и, как это бывает, мы нагородили друг другу всяческих небылиц. Наше суаре тет-а-тет проходило с непременными возлияниями (я думаю, все меня понимают), и суть беседы я припоминаю с великим трудом. Но! Уверен, что в словах бедного Павла не было ничего такого, что могло бы оскорбить честных клауфилов или — не дай Сеть — наших великих предков. Надо сказать, что телефон с диктофонной записью изымался для следственных мероприятий службой опеки, после чего был мне возвращен, следовательно, никаких порочащих, домопротивных сведений нашими консьержами не обнаружено. Вторая запись — абсолютный фейк, с гражданами Великой Чедры я никаких контактов не поддерживаю, ни одного чедра лично никогда не встречал.

Полагаю, мой набирающий популярность сайт был взломан, на канале размещена ложная информация. Голоса определенно подделаны посредством нейросетей. В сводках неоднократно упоминали, что ублюдки прекрасно пользуются такими методами, чтобы дискредитировать искренне преданных человейнику клауфилов.

Я специально не сразу удалил эту публикацию, дабы отследить реакцию читателей. Если кто-то поверил, значит есть у вас сомнения в величии нашего строя! Корректируйте себя пока не поздно. Лично у меня таковых сомнений нет!

Послезавтра у меня праздник. Жду поздравлений. Переводы на карту, донаты только приветствуются. Всем пока! Чмоки, бай».

Выложил текст и чуть позже немного отредактировал, удалив легкомысленные прощания.

* * *

Настал день моего подключения — аналог дня рождения, который праздновался предками. Сетевое общество — я пользуюсь термином Сизова Корифея — не посчитало появление на свет слизистого тельца достойным событием его биографии. Другое дело, вживление чипа для подключения к Серверу, с этого обряда начинается биография настоящего пользователя. Пусть чедры называют нас сервитами, от этого ни холодно, ни жарко, но современный хомо, который считается сапиенс, должен быть оцифрован, внедрен в сетевые ресурсы, защищен великой хакерской мощью, и, в конце концов, именно так достигается вечная жизнь.

Так или иначе, у меня сегодня праздник. Никто не поздравил. Родные промолчали, подписчики игнорят. Такие дела. Бабушка из преисподней гифку прислала, но это не в счет — алгоритм нейросети.

Решил сегодня в Сеть не выходить, поэтому к двум часам заскучал на эвкалипте и пошел шляться по улицам. Навернул рюмаху коньяка в ближайшей забегаловке. Прогулялся по проспекту. Покурил в Парке Памяти, пообщался с Павлом Матросовом. Сначала был один у обелиска, потом сюда приволоклась экскурсия. Ё-моё, какая экскурсия! Дети, ведомые гидшей, похожей на гейшу, были одеты в военную форму! Шестнадцать — я посчитал — ребятишек в костюмчиках цвета хаки, пехотных треуголках, ботинках с высоким берцем. Возрастом они не обгоняли моего Давида. Гидша, находясь в легком трансе, начала проповедь.

— Защита отечества является долгом и обязанностью клауфилов. Это — гражданский, патриотический долг перед человейником. Клауфилизм — это любовь к родине, преданность своему жилищному комплексу, стремление служить его интересам и готовность, вплоть до самопожертвования, к его защите. Васенька! Ты готов умереть за свой человейник?

Курносый Васенька насупился и промолчал. «Когда прикажут, если приказ», — шепотом подсказывала девочка в гимнастерке, украшенной золотой звездой и орденом святого Ахрика. Но школьник только гладил носком ботинка хлипкую поросль, пробивающуюся между тротуарных плиток.

— За родину готов пожертвовать собой? — упиралась гидша. — За папу, за маму… ну, Вася!

— Если прикажут, — пробубнил курносый.

— Умница! Наши вечно великие битвы — это

годы мужества, героизма, стойкости духа народа. Памятник Павлику Матросову установлен здесь в юбилейную дату бессмертного подвига этого мальчика. Софочка, что сделал Павлик?

Зубрилка в орденах затараторила:

— Когда русско-советские орды вторглись на нашу землю, Павлик притворился, что знает дорогу и завел их…

— Не спеши, — прервала гидша. — Зачем враги вторглись?

— Чтобы убить наших любимых предков, — ответила Софочка. — Враги нас убивают. Они же чедры!

— Не совсем чедры, но почти, — одобрила гидша. — Дальше.

Тут я не стал слушать и ушел. Дело появилось. Рюмке коньяка было одиноко в организме. Вискариком разбавить?

Ресторанчик назывался «На двоих» и был предназначен для встреч влюбленных парочек. Я убрал второй стул из-под скатерти, уселся спиной к смазливому юноше за соседним столиком и вызвал официанта. По телевизору, висящему напротив, шла вязкая муть, которая меня неожиданно заинтересовала.

— … вклад профессора Кольцова в науку был недооценен при жизни этого замечательного ученого, но теперь, после его трагической гибели, мы можем в полной мере оценить его наследие и поставить Кольцова в один ряд с выдающимися математиками современности, такими, как Перельман, Ткаченко и Раваньоли.

Жалобно хмурясь, унылый оратор еще минут пять сокрушался по безвременной утрате, постигшей отечественную науку, пока корреспондент его не прервал прозаическим вопросом: найдены ли убийцы светила-профессора.

— Нет! — ответил этот хрен с бугра. — Но в нашем ученом сообществе не сомневаются в диверсионном характере этого преступления, и убийца Павла, а я могу его так называть, то есть Павла, а не убийцу, потому что, по счастью мы были знакомы… не с убийцей, а с профессором, внесшим колоссальный урон в разработку новейших разработок…

Тут интервьюируемый запутался, скомкал речь, непреклонно