или административный чиновник не мог законно судить и порицать короля; хотя верно, что дворяне сместили Эдуарда II с трона, у них не было законных полномочий для этого. Как напоминает нам Уильям А. Моррис (1940: 4), "король в четырнадцатом веке... был главной движущей силой исполнительной власти. Он обладал неограниченной прерогативой во всех вопросах, не урегулированных статутами", но, судя по всему, статуты не соблюдались неукоснительно. В результате "правительство все еще оставалось реальным и эффективным правительством короля; только король был центральным и основным элементом всего" (Wilkinson 1940: 162). Мы не нашли практически никаких ограничений на контроль правителя над материальными или символическими ресурсами. Согласно Моррису (Morris, 1940: 10), король сохранял сильный контроль над религией: "Две архиепископские церкви, все английские епископальные церкви, кроме одной, и очень значительное число аббатств и приорств находились под его патронажем... В целом это означало, что королю принадлежала опека над временным имуществом этих церквей во время вакансий; что требовалось его согласие перед тем, как капитулы или монастыри проводили новые выборы, и его одобрение выборов после их проведения; и что он требовал клятвы верности от нового прелата, прежде чем передать ему имения, временно находившиеся под королевской опекой."

Короли жили роскошно, не хуже и не лучше, чем даже самые богатые аристократические семьи. По словам Джорджа Холмса (1962: 68): "Правительство меньше, чем сегодня, заботилось о национальном благосостоянии и больше - о прославлении короля... Королевское великолепие, проявлявшееся в пышном дворе, ношении драгоценностей, содержании большой свиты, строительстве роскошных замков, таких как Виндзорский замок Эдуарда III, и ведении дорогостоящих войн в поддержку притязаний на Францию, могло иногда вызывать недовольство тех, кто был вынужден платить за это, но в целом оно было принято как надлежащий объект политики".

Моголы (1556-1658 гг. н.э., 9.5)

Учитывая относительно высокую степень бюрократизации в системе Моголов, можно было бы ожидать соответственно высокой степени контроля над поведением принципалов. Однако не существовало "конституционного механизма для контроля или осуждения" правителя (Sarkar 1963: 14). Хотя важные священники (улемы) могли издать указ о низложении правителя как "нарушителя коранического закона", единственным средством исполнения такого указа было восстание. Вазир или диван был высшим правительственным чиновником, стоящим ниже правителя, и, по-видимому, служил только в качестве административного чиновника под контролем правителя. Совет высших чиновников мог давать советы правителю, но не голосовать по вопросам политики.

Кроме того, в политии Великих Моголов было мало ограничений на контроль правителя над материальными ресурсами, хотя налоговые поступления от лиц, умирающих без наследников, и налог на мусульман не должны были использоваться для личных нужд правителя. Теоретически должны были существовать ограничения на контроль правителя над символическими ресурсами, тем более что в канонических мусульманских представлениях о правлении власть передавалась Богом, но сам правитель не был освящен. Однако концепция правления Акбара выходила за рамки мусульманских канонов. Его успех объясняется отчасти "прославлением личности императора", включая идею о том, что правитель был доступен и приветлив (Richards 1998: 287), а также тем, что он излучал "Божий свет", концепцию, заимствованную из персидской мистической философии (298-303). Кроме того, он вел свою родословную от библейских пророков, Тимура и девяти других монголо-тюркских правителей и заменил ежедневную мусульманскую молитву поклонением солнцу. К этим чертам можно добавить веберовский "патримониализм", поскольку высшие чиновники прививались в качестве личных учеников правителя на основе метафоры "хозяин - раб" или патриархальной метафоры. Однако, несмотря на способность правителей мобилизовать ключевые символические ресурсы, они не имели полного контроля над религиозными институтами. Муллы и мечети действовали в значительной степени отдельно от государства, а среди мусульман, которые считали, что утверждения Акбара о воплощении противоречат их теологии, существовала определенная оппозиция идеологии правителей Великих Моголов.

Однако эти тенденции к деспотизму несколько затруднены тем фактом, что правители Великих Моголов стремились к тому, чтобы быть доступными в публичных контекстах. Они использовали эти места для формирования своего представления о себе как о доступном и приветливом человеке. Например, Джон Ричардс (1998: 288-89) отмечает, что "неослабевающий общественный контроль" за поведением правителя "дал молодому императору [Акбару] возможность создать образ определенной, абсолютной (но не капризной) власти". Правители Великих Моголов проводили ежедневные встречи по расписанию в обширных публичных залах для аудиенций (диван-и-ам) (рис. 8.2) в своих главных дворцах и во время путешествий. Начиная с Акбара, правители ежедневно утром появлялись у восточной стены дворца, выходящей на большую равнину, где простые люди могли наблюдать за правителем и подавать прошения. В публичном суде, который проводился раз в неделю, истцы могли заявить о своих претензиях, а Джахангир (преемник Акбара) разрешил людям привязывать претензии к золотой цепи у форта в Агре, чтобы петиции могли дойти непосредственно до него.

Император Великих Моголов Джахангир на дарбаре, работа Абула Хасана. Воспроизводится с разрешения Фрирской галереи искусств, Смитсоновский институт, Вашингтон, округ Колумбия, покупка F1946.28.

Правители стремились распространить свое присутствие на широкие просторы империи. Акбар построил несколько императорских дворцов, включая Агру (центральный Индостан), Аллахабад (восточная Ганга) и Лахор (Пенджаб), и часто перемещался между ними и своим главным дворцом в Фатхпур Сикри. Позже он принял еще более амбулаторную стратегию, отражающую его кочевое "турко-монгольское происхождение", часто перемещаясь по палаточным столицам, которые включали публичные залы для аудиенций. Интересно отметить, что на картинах, изображающих общественные собрания (картины, которые более подробно рассматриваются в главе 11), Акбар и другие правители фокального периода изображены в одежде, которая, несомненно, была роскошной, но не отличалась от нарядов чиновников и других лиц в сценах, и, как правило, правитель изображен в том же масштабе, что и остальные. Акбар также ввел в политическую культуру Южной Азии понятие официальной хроники правления ("Акбар нама"), которую он хотел сделать точным изображением и включить в нее различные темы, включая "местные обычаи, частные распри и споры, моменты личных трагедий и достижений" (Sen 1984: 34).

Династия Мин (конец четырнадцатого века и пятнадцатый век н.э., 14.5)

В период Ранней и Средней Мин несколько социальных механизмов позволяли следить за действиями правителя, но не столько в смысле публичных выступлений, хотя участие императора требовалось при проведении некоторых обрядов, которые были публичными мероприятиями, и на "Великих трехгодичных придворных аудиенциях", когда большое количество провинциальных чиновников собиралось во дворце для аудиенции с императором и высокопоставленными лицами.

В течение короткого периода специальным чиновникам, занимавшимся обжалованием (чиен-куан), входившим в состав надзорной администрации, было поручено "следить за поведением императора и обличать его ошибки" (Hucker 1998: 92). Но в целом надзорная администрация