Наша эпоха красива гнилостной последней сладостью, хмельным самоубийственным восторгом. Опьянение позволительно и иногда даже необходимо. Но оно не должно длиться слишком долго. Чем оно дольше и глубже, тем тяжелее похмелье. Самый мучительный процесс — вытрезвление. Но трезветь всё равно надо. Кодироваться, зашиваться, избавляться от неестественных, навязанных извне потребностей. Или продолжать деградировать и в итоге умереть — невелика разница, в кайфе или в ужасе похмельной ломки. Надо учиться видеть мир трезвыми глазами. Хорошо бы, конечно, начать всероссийскую кодировку с головы. Если уж запрещать что-то, то не «народные» машинки, заменить которые небогатому человеку просто нечем, а «Майбахи», «Бентли» и «Мерседесы». От нас, вымирающей кучки дальневосточников, всё равно не зависит ничего. На чём бы мы тут ни ездили, хоть на санках.

Может быть, роковой ошибкой было то, что мы позволили себе распробовать запретный плод сладкой жизни. Раньше без него можно было жить, но однажды попробовав — уже нельзя. Шестерёнки потребительского общества вертятся только в одну сторону. При попытке их развернуть раздаётся жуткий хруст и хрип, как из неисправных коробок передач старых отечественных автомобилей.

Золотой век правого руля в России уже позади. Я к нему толком не успел. Зацепил самый краешек этого времени, когда небогатые люди, разорённые перестройкой и приватизацией, без напряжения приобретали машины, которые мы сейчас оцениваем как бизнес- или даже представительский класс. Это потом, когда дурной, обильный вирусами воздух перестройки, казавшийся поначалу свежим ветром, сменился не менее дурной духотой, мы стали экономить и пересаживаться на клопообразные микролитражки. Изменилась таможенная политика нашего государства, изменился и сам японский автопарк. Неубиваемые автомобили с вечными двигателями сменились современнейшими, но нередко хлипкими агрегатами.

Красивая, свободная и беспредельная эпоха заканчивается. Возможно, её смогут пережить некоторые из советских машинок, которые со скрипом, но бегают до сих пор, исправно доставляя мешки с картошкой с загородных дач. Правый руль запретят, Зелёнку ликвидируют и построят на её месте жилой микрорайон, предусмотренный новым генпланом города. В Приморье откроют сборочное производство каких-нибудь «УАЗов».

Скоро всё закончится. Мне пора уже ставить какой-нибудь знак препинания. Не знаю, что будет дальше. Будущего нет, настоящее всегда беременно несколькими его вариантами. Автомобили сменят рули на джойстики. Карданные валы и привода из натурального железа будут заменены электронными передаточными звеньями, бензин и солярка — водородом, электричеством или водой. Человек в автомобиле лишится свободы, его интеллект и реакция окажутся ненужными. Удовольствие от вождения станет анахронизмом, машина превратится из культа в функцию, в ленинское средство передвижения. Автомобили смогут ориентироваться в пространстве самостоятельно. Общаясь с умными дорожными знаками, они запретят человеку превышать скорость, проезжать на красный, «подрезать». Передвижение в автомобиле ничем не будет отличаться от поездки на электричке. Это начинает ощущаться уже сейчас. Машина всё чаще стремится принимать решения за человека, и недаром я отношу себя к лагерю убеждённых противников ABS — антиблокировочной системы тормозов, принимая в свой адрес упрёки в ретроградстве. «Человеческий фактор», а с ним и свобода, уходит и будет устранён совершенно. Мы с ужасом будем вспоминать о том, что когда-то ездили на ручном управлении с полными баками огнеопасного бензина. Может быть, так и надо. Но я горд, что мне выпало пожить в эпоху дикого или полудикого автомобилизма, когда машина ещё воспринималась как волнующий кристалл свободы.

Ещё позже автомобилизм объявят пережитком прошлого. Столетие назад личная машина была экзотикой, теперь планета приближается к пику автомобилизации. Неизбежен предел и ограничения ресурсного, экологического, пространственного характера. Может быть, закат автомобилизма увидят уже существующие сегодня люди.

Но пока эпоха ещё длится. Думая о ней, я представляю себе памятник, установленный в центре Владивостока. Это должна быть старая японская народная машина с правым рулём. Я даже знаю, где её можно взять. Она, помогавшая нам выжить и сохранить за собой эту землю, будет символизировать смутное время, странное место, шальной воздух 90-х и целое человеческое поколение. Ничего другого нет. Из «стратегического региона», о значимости которого лживо бормочут чиновники, по-прежнему бегут люди. Не вы с вашими никчёмными креслами, пиджаками и взятками, нет. Правый руль, китайские тряпки, «чокопаи» и карандаши от тараканов — вот что в 90-е годы работало на парализованную империю, как запасной аккумулятор или аппарат искусственного дыхания.

Оставить правый руль или убрать его — варианты равно тупиковые. «Оба хуже». Из Зелёного угла нет выхода.

4

Этого следовало ожидать, и это случилось. Когда происходит ожидаемое, хоть и нежеланное, удивляешься не тому, что оно вообще произошло, а только тому, что оно произошло именно сейчас. Не завтра, не через год.

Осенью 2008 года Москва пошла на новый штурм праворульного бастиона. Разгорался и обжигал страну мировой финансовый кризис. Тысячерублёвка утрачивала статус крупной купюры. Бензин, словно обезумев, впервые на моей водительской памяти начал дешеветь. Премьер-министр Путин провёл серию из двух прицельных ударов, в октябре запретив конструкторы (за импорт кузова теперь предлагалось заплатить 5000 евро), а в декабре повысив пошлины на ввоз подержанных иномарок и уменьшив предельный разрешённый для пересечения российской границы возраст последних с семи до пяти лет. Вдохновлённые своим вождём, марионетки с Охотного ряда снова заговорили о необходимости разработки «технического регламента», который должен поставить окончательный крест на правом руле. С этого момента моя «Грация» стала заклеймённой уже дважды. У неё не только вызывающе правый руль. Она ещё и неправильного происхождения. Она у меня — конструктор, незаконнорожденная.

Я ждал и боялся этого. С запретом правого руля не оживёт наша промышленность, не покроются злаками опустевшие поля, не хлынет в армию поток здоровых мужчин и новейшего вооружения. Для этого нужно изменить слишком многое. Власть, не поумневшая или не вспомнившая о совести за два десятилетия, не сделает этого никогда. Здесь так называемый эволюционный путь развития бесплоден, если только не считать революцию частным случаем эволюции. Чудес не будет. Умрут советские «Лады» с «Волгами», умрёт и правый руль. Дороги оккупируют другие автомобили. Из раненого тела страны будет по-прежнему вытекать кровь. Когда-нибудь она вытечет вся, и мы уедем с Дальнего Востока на запад. За Приморье даже никому не придётся воевать.

Наступило 7 ноября 2008 года. Теперь это был уже обычный рабочий день. Граждане, которым предложили отдыхать в новый праздник — 4 ноября, были хмуры и трезвы. Новый праздник безопаснее, потому что напоминает об изгнании из России поляков. Крамольные мысли о революции должны быть стёрты из памяти, как вредоносные файлы-вирусы. Я приехал на проспект Красоты. На самой верхотуре там оборудована видовая площадка, куда приезжают парочки — целоваться в тонированных машинах с видом на бухту Золотой Рог. Сегодня было не до поцелуев. «На Красоте» проходило собрание недовольных горожан. Слева нависала подгрызенная экскаваторами побуревшая сопка, на которой теснились древние частные деревянные домики. Их уже теснил «элитный» новострой, закрывая часть неба. Справа внизу блестела бухта. Торчали мачты «Паллады» и локаторы уцелевших кораблей ТОФ, вдали угадывались очертания мыса Чуркина и острова Русского. Стоял необыкновенно ясный день, какие случаются осенью. Неожиданно подмораживало. Ещё вчера стояла обычная для владивостокской муссонной осени теплынь, а сегодня температура опускалась к нулю. Я только что коротко постригся. Голове без шапки было непривычно холодно.