о мистике, о Фолкнере, о сигаретах, о зеркалах, о новом ледниковом периоде.

Хотелось выстрелить себе в голову, чтобы прервать этот поток бестолковых мыслей. Они скакали, как табун диких лошадей. Пепельница была переполнена окурками. Фёдор не помнил, когда успел выкурить столько сигарет. Ноутбук опять спал. Он не стал его беспокоить, поднялся и вышел из комнаты.

Инна была на кухне.

– Как успехи? – спросила она.

Фёдор почувствовал глухое раздражение. Мелькнула нелепая, параноидальная мысль, что она решила над ним поиздеваться.

– Потихоньку.

– То есть никак?

Она, кажется, ухмыльнулась.

– Сейчас никак, потом как, – сказал Фёдор.

Он налил стакан воды и быстро выпил.

– Твой настрой мне нравится.

Он хотел сказать, что рад за нее, но сдержался. Не хотелось ругаться. А она такой ответ спокойно мимо ушей не пропустит. И правильно сделает. Она ведь не виновата, что он ни на что не способен.

– Я ужин приготовлю, – сказала Инна. – Будешь еще работать сегодня?

– Попозже. Есть я не хочу. Можешь не готовить.

Теперь Инна ухмыльнулась на самом деле.

– Федя, а когда ты планируешь избавиться от эгоизма своего? И планируешь ли вообще?

– В смысле?

– Да так. Ты, может, и не хочешь есть, а вот я хочу.

– Извини, – сказал Фёдор и выпил еще один стакан воды. – Я не подумал.

Потом, сидя в углу, он смотрел, как она возится с посудой и продуктами.

– Сделаю пасту, – сказала Инна. – Может, болоньезе? Фарш я купила. Только томатной пасты нет. Придется с кетчупом.

Она еще что-то говорила, перебирая варианты готовки. Спросила Фёдора, любил ли он в детстве молочную лапшу и, не дожидаясь ответа, негромко запела:

– Но, не жалея о судьбе ничуть, она летит в неведомую даль…

Стало тоскливо и тесно. Будто затолкали в крохотный гроб и закопали в землю. Фёдор судорожно вздохнул. Инна оглянулась, облизывая ложку, которой размешивала соус.

– Ты чего?

Он посмотрел в окно. Набережная тонула в сумерках и зыбком тумане. Проехал автомобиль с желтыми фарами. Над водой пролетел альбатрос. Или чайка. А может, баклан. Фёдор не знал, чем они отличаются. Но альбатрос нравился больше. Красивое слово. Была в нем какая-то сила и отвага.

– Ты бы хотела превратиться в птицу? – спросил Фёдор.

– Нет, – ответила Инна, ничуть не удивившись вопросу. – А ты хотел бы?

– Что-то в этом есть.

– Ничего в этом нет, – сказала она.

– А свобода?

– Какая свобода? Срать на лету? В помойках рыться?

– Простор, – пробормотал Фёдор.

– Ну и кем бы ты хотел стать? Журавлем? Совой? Зябликом?

– А может, аистом?

– Но только не марабу. Я тебя сразу брошу. – И засмеялась. Потом сказала: – Федя, кажется, тебе надо сегодня уже отдыхать. Давай поедим и какое-нибудь кино посмотрим. Хочешь так?

– Хочу.

Пока она готовила, он нагуглил фотографии марабу, удержался от соблазна почитать новости, написал сообщение Карцеву. Тот не появлялся онлайн со вчерашнего вечера. Фёдор хотел рассказать Инне про самолетный дебош, и смерть бывшей жены, и Морковникова, который требует вернуть рассказ, но так ничего и не рассказал. Только опять вздохнул.

– А марабу и правда страшные.

– Так что оставайся человеком, – ответила Инна.

– Ты ведь говорила, его из меня украли.

– А может, ты вернул, – пожала она плечами.

После ужина они легли в дальней комнате, поставили ноутбук и стали смотреть «Blade Runner». Фёдор незаметно задремал и проснулся от легкого тычка в бок.

– Ты храпишь, – сказала Инна.

– Я? Нет.

– Еще как.

Он попробовал сосредоточиться на фильме, который смотрел раза три или четыре, тут же снова уснул, теперь гораздо крепче, и увидел сон. Там был Панибратов. Но Фёдор знал, что он не человек, а робот, мимикрирующий под человека. Сосисочный олигарх погладил его по голове и сказал голосом автомобильного навигатора:

– Докажи, что ты человек, а не робот.

– Как? – спросил Фёдор.

И снова проснулся. На этот раз его разбудил смартфон, жужжащий в кармане. Инна спала и тихонько похрапывала. На экране Харрисон Форд палил из киберпанковского пистолета в женщину в полиэтиленовом платье. Фёдор тихонько вышел из комнаты. Номер был незнакомый. Чуть поколебавшись, он ответил.

– Привет, Фёдор, – сказал веселый и, кажется, пьяный мужской голос. – Это Мамлеев.

На секунду Фёдор усомнился, что бодрствует, и прошептал:

– Мамлеев умер.

– Неправда! Что вы несете?! Мамлеев живее всех живых. А-ха-ха-ха!

Добавил с грустью:

– Это Родион Жуков из книжного магазина «Мамлеев». Не узнали? Просто я тут напился немного, решил вам позвонить, пока жду такси. Хотел уточнить насчет субботы. Ну и голос ваш услышать.

Фёдор дошел до кухни, закурил.

– А что насчет субботы?

– Вы у нас выступаете.

– Это ошибка. Я первый раз про это слышу.

– Шутите? Мы же договорились. Афиша уже висит. Куча народу записалась на встречу.

– Когда это было?

– Недели две назад. Может, три. Я сейчас не помню. А что, вам надо точную дату, когда мы созванивались прошлый раз?

– Нет-нет, – сказал Фёдор. – Теперь понятно. Я болел тогда. И дела отвлекали. Вот и вылетело из головы.

«Мамлеев» опять засмеялся.

– Хорошо понимаю вас, Фёдор. Я и сам часто болею. Вот прямо сейчас опять приболел в баре. Слушайте, а приезжайте сюда, посидим, напою вас до изнеможения. Ну, там, вечер ваш обсудим еще.

Фёдор вытер пальцами мигом взмокший лоб.

– В другой раз, – сказал он. – Устал сегодня, много работы. И уже спать собирался.

«А зачем я оправдываюсь?»

– Понял, – ответил Родион. – Тогда до субботы. Приходите пораньше. У меня там мини-бар в кабинете. Подготовимся к выступлению. А-ха-ха-ха! Ой, мое такси приехало. Еще позвоню вам в субботу. Можно? Я люблю звонить, а писать не люблю. А вы любите? Конечно, любите. Глупый вопрос. Чао! До связи!

– До свидания, – сказал Фёдор.

Он вернулся в комнату. Инна не спала.

– С кем ты разговаривал? – спросила она.

– С Мамлеевым, – ответил Фёдор.

19

Следующие несколько дней практически ничем друг от друга не отличались. Фёдор просыпался, ел завтрак, приготовленный Инной, и садился работать. Она не отвлекала, не задавала дурацких вопросов о его успехах. И они не ругались. Вечерами ужинали, потом смотрели какое-нибудь кино на ноутбуке. Иногда вместе засыпали под фильм. Как-то раз вышли погулять и исходили почти всю Коломну. Выдался прохладный, солнечный день. И Фёдору ненадолго стало хорошо от погоды, от того, что красивая женщина держит его за руку, и от того, что сам он кристально трезвый. Мимолетная мысль о водке вызвала недоумение. Думы о сценарии нагоняли тоску. Он не написал ни строчки. И ничего не придумал. От беспомощности хотелось бить себя кулаками по голове. Однажды, психанув, Фёдор так и сделал. Конечно, это ничем ему не помогло.