Большинство из них никогда не бывали в столь диких краях, как эти. Княжеский дворец уступал замку какого-нибудь захудалого барона из провинции. Ковры и украшения были подобраны как попало и, казалось, нужны лишь затем, чтобы скрывать пятна плесени и обвалившуюся штукатурку.

Адальберт, метя пол краями сутаны и заложив руки за спину, беспрестанно кружил по комнате, проговаривая про себя речь, которую намеревался произнести в присутствии королевы Ольги.

Тут главное – не столько слова, сколько интонации, жесты, взгляд, позы. И промежутки между фразами, они должны быть в меру длительными и частыми. Во время этих пауз Ольга получит возможность не только осмыслить услышанное, но и проникнуться важностью момента. Пусть не забывает, какая значительная персона почтила ее своим визитом.

«Начну с того, что столь длительный путь не может быть проделан напрасно, – размышлял епископ. – Потом замечу, что неотложные дела не позволяют мне пробыть на чужбине сколько-нибудь долго. Таким образом я дам понять, что решение подчиниться моей церкви должно быть принято незамедлительно. Что еще? Упомяну о знатности и древности своего рода. Ну и уколоть Ольгу не забыть! Скажу так. Мол, обстановка в твоем дворце аскетическая, как в монастыре святого Максимиана, где я воспитывался. А вот нравы вольные, граничащие с бесстыдством. Женщины без корсетов и лифов расхаживают, и редко какая глаза стыдливо опускает…»

Размышления Адальберта, прослывшего на родине блюстителем строгой нравственности, были прерваны приглашением предстать перед престолом сиятельной княгини Ольги. Прихватив посох, он степенно зашагал к двери. Свита, выстроившись по ранжиру, последовала за ним. Никто из этих двенадцати человек не подозревал, что очень скоро половина их будет безжалостно перебита.

Три дня спустя, потеряв по пути посох и митру, епископ Адальберт трясся в карете на бесконечной русской дороге и молил Бога о том, чтобы вывел его из этой ужасной страны живым. Из трех десятков слуг и стражей при посольстве осталось только пятеро, а свита епископа значительно поредела и представляла собой самое жалкое зрелище.

Они ехали, не останавливаясь, непрестанно молясь о спасении… не души, нет. О спасении своих жизней, то есть тех бренных оболочек, которые им было заповедано презирать. Смерть товарищей повергла их в ужас. Находясь в этих диких краях, никто из них не мог рассчитывать на защиту закона. Косматые угрюмые земледельцы провожали их взглядами, распрямляясь на своих полях или высовываясь из-за покосившихся оград. Собаки гнались за ними, повисая на лошадиных ногах и захлебываясь злобным лаем. Чумазые дети бросали в них кизяки, камни и гнилые падалицы. Но все это можно было перетерпеть – тряску, голод, разгулявшихся вшей на немытых телах. Лишь бы добраться домой живыми. Сначала до Поландии, где будет уже не так страшно. А потом все дальше и дальше от Руси, гореть ей в аду.

О том, чтобы вернуться туда однажды и выполнить свой миссионерский долг, никто даже не помышлял.

Епископ Адальберт, кутаясь в дорожный плащ, сидел нахохлившись в разболтавшейся на ухабах карете и мрачно размышлял о том, как объяснит произошедшее по возвращении. Что он скажет Его Величеству? Чем оправдается? Тяжело признаваться в своих грехах. Адальберта подвели жадность и глупость. А еще похоть. Как это получилось? Очень просто. Епископ попался на крючок, как попадается безмозглый карп, заглатывающий наживку.

Прием у русской королевы прошел прекрасно. Адальберт сказал Ольге все, что собирался сказать, и так, как это было задумано и отрепетировано. Он видел, что произвел на нее должное впечатление. Она оценила значимость его персоны и важность хороших отношений как с ним лично, так и с государством, которое он представляет.

Сын княгини с труднопроизносимым именем Свя-то-слав показался Адальберту вполне приятным, симпатичным и разумным молодым человеком. Хотелось даже подсказать ему изменить варварскую прическу и подрезать усы, но епископ сдержался. Святослав смотрел на него с таким детским восхищением, что это подкупало.

Во время банкета они оказались за столом рядом, потому что гостей посадили вперемешку для создания дружелюбной непринужденной обстановки. За едой Святослав подливал Адальберту напитки и рассказывал, из чего изготовлены те или иные яства. Говорил он медленно и отчетливо, чтобы можно было разобрать каждое слово. Поездка в Киев готовилась почти год, поэтому епископ успел изучить язык. Торжественную речь он произнес по-немецки, полагаясь на опытного переводчика своего посольства, но в застольной беседе особых тонкостей не требовалось.

На родине обучением Адальберта занимались два хорошеньких брата-близнеца, похожих на повзрослевших ангелов. Звали их Стефан и Фредерик – точнее, до того, как попасть в рабство, оба носили какие-то иные, хотя и похожие славянские имена. Адальберт выкупил братьев в Моравии[28], где они состояли банщиками при князе Томаше. Златокудрые, ловкие, чистоплотные, они стали отрадой для его души, очей и всего остального. В долгое и опасное путешествие он решил их не брать, поскольку опасался, что мальчики, увидев родные места, сбегут по дороге. В их отсутствие Адальберт стал излишне нервным и плохо спал по ночам.

Предложение Святослава посетить его загородный дворец поначалу показалось епископу вздорным. Что делать человеку его статуса в гостях у молодого повесы, которому не хватило решимости, дабы совладать с матерью и отобрать у нее трон, принадлежащий ему по праву? Однако чем сильнее настаивал Святослав, тем более Адальберт склонялся к тому, чтобы принять предложение.

По словам молодого королевича, он в скором времени собирался отстранить Ольгу от власти и даже имел четкий план, как это сделать. Адальберт попросил рассказать. Святослав выразительно показал глазами на сидящих за столом и пробормотал:

– Нельзя. Услышат. Донесут.

В этом был резон. И все же епископ попытался докопаться до истины, прежде чем принять окончательное решение.

– Секрет, – кивнул он. – Понимай. Однако. Знать хочу.

– Скажу одно, – загадочно произнес Святослав, касаясь губами кубка. – В своем успехе я полагаюсь на тебя, Адальберт. Расчет на тебе строится.

Слышать это было лестно, однако епископ медленно покачал головой:

– Ничего не обещать.

– И не надо, – жарко шепнул Святослав в его ухо, заросшее волосами, похожими на паутину. – Мы просто обсудим. Ты дашь совет. А потом – баня.

– Что есть баня? – не понял Адальберт.

Королевич как мог объяснил, а в конце добавил, подмигнув:

– Для нас там голыми спляшут.

– Кто пляшет?

На мгновение Адальберт испугался, решив, что собеседнику стали известны некоторые подробности его частной жизни, не подлежащие огласке. Однако тревога оказалась напрасной.