Называется, прогулялась за тканями. Но так хотелось ноги размять!

– Конечно, Мария Ивановна.

Демидов предложил мне руку, я сделала вид, что ее не заметила. Вот еще не хватало, с этой гадиной под ручку ходить. Сергей Владимирович намек понял и чуть отстранился. Но…

– Мария Ивановна, у меня к вам серьезное дело.

– Я вас слушаю?

– Вы предлагаете мне изложить его прямо здесь, посреди улицы?

Я пожала плечами.

– Сергей Владимирович, у нас не было никаких общих дел. И с моим мужем у вас тоже не было ничего общего. Так что привело вас ко мне?

– И… – выразительный взгляд в сторону Вани.

– Мой брат все равно все узнает. Я же и расскажу.

Демидов нахмурился.

– Просить вас об уединении не имеет смысла?

– Нет.

– Даже на пару минут? Пусть ваш… сопровождающий оставит нас ненадолго.

Ваня с Нилом зашипели хором. Змееныш громче, Ваня тише, но выразительнее. Я хмыкнула.

– Сергей Владимирович, или вы говорите все здесь и сейчас, или давайте распрощаемся? Эта беседа не доставляет мне удовольствия. Так что у вас за дело ко мне?

– То дело, которое у нас все же было и осталось незаконченным.

Я подняла брови.

– Простите?

– Наша свадьба.

Я чуть носом не полетела.

– Сергей Владимирович, вы еще вспоминаете об этой безумной затее?

– Более того. Мария, вы сами ставите меня в такое положение… я прошу вашей руки.

Я даже не сразу сообразила, о чем речь. А потом замотала головой так, что едва второй раз не полетела носом, спасибо, Ваня подхватил.

– Нет.

– Мария, это будет выгодно нам обоим. Вы получите мужа, статус, положение в обществе… это будет равноправный брак. Мы можем даже договор заключить.

Я только хмыкнула.

Равноправный брак, с договором…

Это обязывает, да. Не брак, а мечта феминистки. Все, что у меня есть, у меня и остается, я могу распоряжаться своими деньгами и временем, я могу…

Да все, что угодно. Это почти что брак двадцать первого века – полная свобода рук и действий. С одной стороны.

А с другой…

Кто там что проконтролирует? В том же Березовском? Кому я буду жаловаться на нарушение договора? И смогу ли я пожаловаться?

Нет, я в это не верю. Морковка вкусная, но я не осел.

– Нет.

Демидов смотрел зло и холодно, и я лишний раз уверилась в своем ответе.

– Подумайте еще раз, Мария.

– Мне сказать вам это слово еще сто раз? Сергей Владимирович, – я решила быть откровенной до конца, – останься вы последним мужчиной на земле, я предпочту любую обезьяну. Лишь бы с вами не связываться.

Вышло резко, но доходчиво.

Демидов помрачнел еще сильнее.

– Это ваше последнее слово, Мария?

– Да.

– Что ж, не обессудьте.

Я поджала губы.

– Всего вам самого лучшего, любезнейший.

– И вам… дорогая невеста.

Демидов развернулся и ушел.

Ваня посмотрел ему вслед.

– Маш, может, не стоило так-то резко?

Я покачала головой.

– Ваня, я жалею только об одном.

– Да?

– О том, что не могу убить этого человека.

Ваня подавился слюной и едва не уронил Нила. Хорошо я вовремя подхватила змееныша, который нервничал, вертелся и вообще проявлял агрессию. Как мог, конечно.

– Тише, мой хороший. Пока – не могу, но, может, нам еще представится случай его убить?

– Шуточки у тебя, – опомнился Ваня.

Мне оставалось только плечами пожать. И с чего он решил, что это шуточки? Я серьезно.

Здесь и сейчас мне объявили войну и пообещали не брать пленных. А раз так…

Жаль, что я не могу убить Демидова первой. Он-то меня вряд ли пощадит.

* * *

Сорок дней пролетели весьма быстро, обернуться не успеешь. А вот и перрон.

И высочайший гость, который выходит из вагона, этак небрежно, по широким откидным ступенькам. И чего б не шиковать, когда рядом стоит пара солдат и тебя всегда готовы подхватить?

Играет оркестр, блестит золото вышивки и медь труб, сияют драгоценности дам и улыбки девушек. Мужчины все серьезны и солидны. Кто-то сверкает мундирами и эполетами, кто-то в штатских костюмах.

Конечно, на перроне собрался весь высший свет Березовского. В том числе и я – рядом с семьей генерал-губернатора, но чуть в стороне. Сама по себе.

Мое черное платье резко контрастировало с разноцветными нарядами дам. Я подумала и решила немного поиграть на контрасте.

Платье – черное.

Украшения – черненое серебро. Серьги и пояс, других нет. Эгрет на шапочке. Правда, не перья, аккуратная брошь из гагата и серебра.

И сам фасон платья.

Никаких четких линий, ничего жесткого или строгого, все очень плавно… Рукава, мягко расширяющиеся от локтя, высокий воротник, но вставка из кружева, под которой соблазнительно белеет шея и кусочек груди, серебряный тяжелый пояс, юбки без малейшего признака рюш или воланов, просто тяжелый гладкий шелк, падающий до пола… Драпируется он очень красиво.

Немного серебряной вышивки. Совсем чуть-чуть и там, где без нее не обойтись. Манжеты, воротник.

Ничего не открыто, все подчеркнуто, и я не произвожу впечатления бесполого создания или скорбной тени. Да и не хочу.

Император все знал. Разыгрывать бог весть что перед его дядюшкой – глупо и бессмысленно.

А еще…

Александр.

Мне хотелось привлечь к себе его внимание. Хотелось, черт возьми!

Я понимаю, что он женат, но… не могу я удержаться! Не могу!

И в груди перехватывает от одного его вида, как у нервной институтки. И хочется смотреть и улыбаться. И сны снятся… неприличные.

Вот что это за засада такая?

Знаю я ответ, знаю! Но формулировать – не хочу! А вот показаться ему красивой, изящной, соблазнительной, даже несмотря на траур, – хочется!

Я даже волосы украсила не так, как местные дамы. Сейчас в моде шляпки-блинчики, с цветами. А я заказала себе «таблетку» с небольшой черной вуалью. Посмотрелась в зеркало и поняла, что удалось.

Траур?

Да нет, просто женщина решила одеться именно так. В черное. Скромно, элегантно и со вкусом. А что немного непривычно…