– Это наверняка Лизин дед эту карту приносил, – сказал Глебу Сиверову Потапчук, когда Михаил Сергеевич, бормоча что-то себе под нос, снова заперся в лаборатории.

– Похоже на то, – кивнул Слепой, сопоставляя факты. – Значит, генерал Чернявский собирался продолжить дело Лизиного деда, отца своей жены?

– Я об этом, увы, ничего не знал, – покачал головой Потапчук.

– Ну что ж, если у меня будет карта, я, отправившись в Старую Ладогу вместе со шведами, смогу вести поиски на шаг впереди них.

– Попытайся, попытайся… – кивнул Потапчук, опять погружаясь в задумчивость.

Его сейчас заботила не только и не столько карта, которую должен был восстановить и отпечатать по просьбе Слепого Михаил Сергеевич Кац, сколько неизвестно откуда взявшиеся налетчики. Когда полицейские стянули с их лиц маски, Потапчук понял, что он не так давно видел уже эти мерзкие рожи. И не где-нибудь, а в управлении, где эти молодчики сидели у кабинета одного высокого чина. Сидели не под конвоем как преступники, а как посетители. И это было более чем неприятно. Генерал Потапчук подозревал, что этот его «коллега», которому, кстати, непосредственно подчинялся и зачастивший к нему в последнее время капитан Чадов, часто ведет двойную игру. И теперь наверняка эти двое по его просьбе опять вскоре окажутся на свободе. А значит, продолжат совершать налеты на этого несчастного старичка. Архивы-то его действительно уникальны. Там компромата на всех и вся о-го-го сколько.

Михаил Сергеевич вынес, держа за уголок, еще влажную фотографию и протянул ее Слепому:

– Вот, пожалуйста. Вы уж доведите это дело до конца, а то я знаю, пока наши соберутся копать, иностранцы все уже выкопают. Да, а пленку я себе оставил. В качестве оплаты. У меня она сохранней будет.

– Михал Сергеич, не волнуйтесь, мы вас не обидим, – сказал генерал Потапчук и достал несколько крупных купюр.

– А чего мне волноваться! У меня все есть, – пожал плечами Кац. – А чего нет, на том свете будет! Это вам, молодым, еще ждать и ждать, когда ваши желания исполнятся. А я уже на пороге стою. Мне уже недолго осталось до реализации абсолютного счастья.

– Ой, ну что вы такое говорите, Михал Сергеич! – остановил его Потапчук. – Вам еще жить и жить. Вон каким вы бодрячком держитесь. Вы еще всех нас переживете!

– А я не боюсь смерти, – пожал плечами Кац, взяв у Потапчука деньги. – Когда я понял, что смерть – это реализация идеи абсолютного счастья, я перестал ее бояться. Ведь почему мы в жизни мучаемся? У нас есть желания, и они не совпадают с нашими возможностями. То есть наши возможности не позволяют нам реализовать наши желания. А после смерти нет никаких желаний, значит, и мучиться не надо. Хотя нет, просто после смерти все желания враз исполняются. И человек погружается в нирвану абсолютного счастья. Вот как только приведу в порядок свой архив, сразу можно и умирать…

– Михал Сергеич, и не думайте! – похлопал старичка по плечу Потапчук. – Кто же нам тогда отпечатает нужные фотографии?

– Да. В этом вам никто, кроме меня, не помог бы, – самодовольно кивнул Михаил Сергеевич.

– Не забывайте, что вы обещали мне партию в теннис, – улыбнулся Слепой, все еще держа двумя пальцами и просушивая фотографию.

– Две, – улыбнулся в ответ Кац, – две партии в теннис. Чтобы по справедливости. Если вы мне первую партию проиграете, я дам вам шанс отыграться.

– Хорошо, по рукам! – сказал Слепой, пожимая Михаилу Сергеевичу руку.

Они не стали забирать у старика пленку. Он был просто счастлив пополнить свой архив, а Слепому было достаточно и фотографии с очень четкими точными указателями и подписями.

Уже в машине они с генералом Потапчуком внимательно изучили карту. Получалось, что могила вещего Олега располагалась где-то под землей. И вел к ней подземный ход, точнее, несколько подземных ходов. Но чтобы правильно соориентироваться и не начать раскапывать одну из трех ложных сокровищниц, где были закопаны незначительные вещи, необходимо было отыскать камень, на котором было написано: «Зри здесь следок».

– Странная надпись, – пожал плечами генерал Потапчук. – Боюсь, что, пока ты ее не поймешь, ничего не найдешь.

– Думаю, пока что главное для нас – сделать так, чтобы эти шведы первыми не докопались и не нашли то, что там спрятано, – заметил Слепой. – Если оно еще там лежит.

– Лежит, куда оно денется, – покачал головой Потапчук. – И если ты откопаешь эти сокровища, окажешь помощь не только ФСБ, но и нашим историкам.

Потапчук направился к Лизе, чтобы, пока не поздно, забрать ее и увезти к своей двоюродной сестре на дачу. А Слепой вернулся в отель, к шведам, исполнять обязанности охранника.

Провалившись из подземного хода в колодец, Василий Седых зажмурился. А когда открыл глаза, понял, что там, где он оказался, светло и без фонарика. Похоже, где-то неподалеку не то разожгли костер, не то зажгли факелы. По стенам гуляли живые красноватые тени, и из глубины подземного коридора тянуло дымом. Василий погасил фонарик и прислушался. Какое-то тихое монотонное завывание, время от времени прерываемое то вздохами, то всхлипами, эхом растекалось по всему коридору. Оно делалось то громче, то тише, то совсем пропадало, и тогда в тишине проявлялся лязг железа, будто кто-то играл ножами.

Василий сверился с картой и понял, что он находится почти у самого того места, где должны быть сокровища. Но именно оттуда, куда указывала стрелочка, доносились эти непонятные, леденящие душу звуки. Подумав, Василий все-таки решил пройти вперед.

Свет делался все ярче, а вот звуки вдруг все смолкли. Спрятавшись за выступ в стене, Василий затаил дыхание и осторожно выглянул. Коридор оканчивался довольно просторной пещерой, в центре которой находилось что-то наподобие каменного алтаря или, скорее, жертвенника. Теперь он был застлан белым полотном, на котором лежала молодая светловолосая девушка в похожем на саван белом одеянии, совсем босая. В ее сложенных на груди руках горела свеча, а длинные, густые пшеничные волосы ниспадали почти до пола. Девушка, хотя глаза ее были открыты, не шевелилась, будто впала в летаргический сон.

Вокруг на камнях сидели разного возраста мужчины и женщины, всего человек двадцать. Они тоже все были в белых длинных одеждах, босые. Кто-то держал в руках свечи, кто-то факелы. В повисшей на мгновение полной тишине вдруг опять раздался лязг железа. И из темноты вышел высокий, тощий босой чернобородый мужчина в черном одеянии с накинутым на голову капюшоном. В его руках были длинные ножи, которыми он и издавал эти лязгающие звуки.

Чернобородый мужчина поднял над головой скрещенные ножи, и сидящие на камнях люди загудели, покачиваясь из стороны в сторону, отчего тени от факелов и свечей загуляли по стенам.

Как ныне сбирается вещий Олег

Отмстить неразумным хазарам, —

начал заунывным голосом чернобородый.

И будто эхом отозвался хор тех, кто сидел на камнях: