Ход событий хорошо разглядела молодая семейная пара по-соседству — отвесив звонкую оплеуху, «богиня» ушла. Далее мнения наблюдателей, которые они высказывали довольно громко, разошлись — супруг настаивал — «все решила сумма». Супруга отстаивала твердость жизненных устоев юницы.

Кто из них более прав?

Вера в человечество склоняет ко второй версии, жизненный опыт — к первой. Пока свидетели спорили, виновник происшествия — то есть я, задумчиво водворив деньги в лопатник неторопливо удалился.

Думается, условия эксперимента можно было счесть эталонными с большой натяжкой, но экспериментатор был пьян и следовательно — поспешен в выводах. В общем, более идиотскую причину для увольнения надо было еще поискать. А наутро было то что было — «опаздываем», «херня». Потом — «дурка», «задолбало», «придурки». И неуместно-ласкательное, по отношению к старшему по возрасту, обращение «козлик». Политкоректный шеф уяснив смысл месседжа, изменил себе, позволив чувствам прорваться. Истинный смысл политкоретности дошел до него после смачной оплеухи.

Со времен Плейшнера изменилось немного — свобода, деньги и чистый воздух пьянили по-прежнему. В отличии от профессора интересовавшегося птичками, меня манило море. Наивный идеалист надеялся поразмыслить там над жизнью. Однако, набор требований высказанный в турагенстве, включал в себя кроме моря — солнце, девок и алкоголь. Мысль, что побережье моря Лаптевых подойдет больше, мне тогда не пришла…

И четыре дня спустя я встречаю закат с последним патроном у какой-то средиземноморской помойки… Мда.

Огонек медленно но верно подползал к фильтру. Пыхнула последняя затяжка. Все.

С улицы послышался приближающийся шум мотора, потом — звук тормозов. Гортанный арабский возглас. Ответ проскулили по-французски. Громыхнул автоматный затвор. Скуление француза приобрело визгливый оттенок. Я поморщился — какая-то сука не хотела сдохнуть стоя.

Поглядев на пояс, с торчащей из-за него пистолетной рукоятью, я потащил ствол наружу. Мушка зацепилась за трусы, вытащив резинку и «шмат» боксеров. Мне было не до деталей.

Громкий автоматный дуплет за углом.

Похоже — опоздал. Может воздержаться?

Пока я думал, тело сделало — выдох, шаг за угол.

Оппонентов оказалось два.

Ствол поднялся, описал короткий полукруг и уперся в «клетчатый» затылок ближайшего.

Бах!

«Арафатка» дернулась, владелец упал. Пистоль встал на затворную задержку, сигнализируя, патроны — ёк. Смыться или схватить автомат мертвеца я не успевал — спина второго со стволом в руках маячила в трех метрах. Услышав выстрел он вылупился на меня с сильнейшим испугом. Я на него.

«Чего он не стреляет?!» — одна мысль на двоих.

Он скосил глаза на мой пистолет, а я — его взгляд, уловив зарождающееся понимание. До обоих доперло одновременно.

Араб полностью развернулся, я — шаг к нему. Что я собирался делать — честно, не знаю. Увидев идущий вверх автомат я ударил пистолетом по цевью, попав дяде по большому пальцу. Смуглую рожу перекосило — выпустив цевье и не закончив разворот он начал палить с одной руки. Автомат заплясал, сыпя пули куда попало. По моей роже прошелся горячий веник пороховых газов. Заорав от боли, я подбил автомат вверх и удерживая за «бесхозное» цевье, принялся молотить противника разряженным пистолетом. Араб, визжа и отмахиваясь, продолжал стрелять.

Автомат трясло, нас — тоже. Крича и матерясь, мы танцевали подобие дамской драки.

Щелчок — в магазине кончились патроны.

Противник заткнулся, отпустил автомат и хрипя сорванным дыханием, отскочил. От неожиданности я пошатнулся. Меня пнули в голень и резво сдернули с поля битвы.

— Сука! — проорал я в спину бегущему, бросая на асфальт бесполезное оружие. Сворачивая за угол беглец обматерил меня по-арабски.

Нагнувшись и озираясь я шипя потер саднившую голень. Посторонних не наблюдалось. Два трупа я таковыми не считал. Застреленный француз лежал у открытой дверцы красной «Астры». Араб и второй автомат — у капота. Я цапнул его ствол и отомкнув рожок просиял, увидев уходящий вглубь «латунный ряд». Обыскав «клетчатого» я разжился еще одним магазином. Пачка Житана нашлась у француза.

Теперь я был почти счастлив — два «рожка», нормальная волына. Шансы дожить до вечера росли..

Однако пора ввалить, пока беглец не привел подмогу.

Пешком или?.. Я задумчиво глянул на немолодую спортивную трехдверку. Заглянул в салон. Ключ торчал в замке.

Брать — нет?

Решившись и усевшись, я повернул ключ. Движок схватил…

…Петлять по городу я не решился, вместо этого я просто вернувшись к дому, где меня должны были помнить.

Припарковав Опель во дворе я вылез и поставив на охрану, на всякий случай рявкнул вверх, адресуясь, закрытым и местами битым, окнам.

— Тронете тачку — убью!

Не то, что я действительно был зол, но… перестраховаться не помешает. Подхватив автомат я направился в соседний двор — перед последним рывком следовало осмотреться с высоты.

Четверг. День, 17.35.

Автомат давил на плечо, магазин хлопал по бедру, по спине текло. Чужие тапки натирали. Курорт, бля. Этаже на пятнадцатом вспомнился Данила Багров. В его Чикаго была осень. Повезло парню.

Хочу домой, — тоскливо подумал я, останавливаясь перед очередным пролетом. И потерев плечом щеку, продолжил восхождение. Топ-топ, топ-топ.

На двадцать шестом дорога кончилась. Не став испытывать судьбу я не полез на крышу, присев на верхнюю ступеньку открытой лестничной площадки — все что интересовало было видно и отсюда.

Небоскребы были недалеки — четыре дома до приморского шоссе и пяток домов после. Голубые гиганты торчали сразу за ними. Все так просто? Я пошарил взглядом по дворам с этой стороны трассы. Пикап. Еще пикап. Пикап и микроавтобус. Людей правда не видать. Но что это доказывает?

Единственным признаком правопорядка на той стороне, был танк в глубине переулка. Пятнистая приземистая дура с высоты двадцать шестого этажа выглядела довольно безобидно.

Судя по всему, нейтралкой между оплотом цивилизации и нашим Гуляй-полем служило шоссе, смахивающее на Ленинский, обсаженный пальмами. Соваться на проспект, при всей его кажущейся безлюдности, почему-то не тянуло. Я пробежался глазами по видимому отсюда отрезку дороги. Виделось немало — четыре сгоревшие машины, несколько десятков непонятных кулей на проезжей части и около нее. Подозреваю, что некоторые из этих кулей недавно шустро бегали, возможно — молились и имели свои планы на жизнь.

А так — тишина, ляпота. Гладкое синее море за сверкающими фасадами небоскребов, шевелящиеся кроны пальм вдоль дороги. Город, освещенный вечерним солнцем, был тих, красив и безмятежен.

Я почесал в затылке, закурил и пригорюнился — проспект манил, как сыр — мышку, но… настоящая халява встречается нечасто. Прикинув «за» и «против» я решительно вытянул ноги, располагаясь поудобнее. Выжду пока не начнет смеркаться. Темнота, как известно — друг молодежи. Я вроде — не старик. Утешаясь самообманом я откинул голову на верхнюю ступеньку. Подождем, вашу мать…