Рота ответила: «Ура!» Ее охотно поддержали остальные. Суворов стоял перед полком с непокрытой головой – каску он снял, когда махал, отвечая на дружное приветствие полка.

Когда наконец стихло «ура», Суворов оглядел 1-ю роту.

– А-а, знакомого вижу! – крикнул он.

Лосев даже покраснел, – генерал-аншеф смотрел прямо на него и приветливо улыбался.

«Обознался, я его впервой вижу!» – мелькнуло в голове.

Но генерал-аншеф уже подходил к нему.

Лосев не знал, что делать.

– Ну, как летаешь, Ворон? – спросил генерал-аншеф, останавливаясь в двух шагах от первой шеренги солдат.

«Это он Воронову», – не то с обидой, не то с облегчением подумал Лосев.

– Жив-здоров, ваше высокопревосходительство! – гаркнул сзади Воронов.

– Старого знакомого встретил. Еще с Новой Ладоги помню.

– Точно так. С шестьдесят третьего году. Был под Туртукаем, был у Козлуджи….

– Помилуй Бог! Старый товарищ. Как же, помню. А почему не ефрейтор?

– Разжалован, ваше высокопревосходительство, – так же весело и громко ответил Воронов.

– За что?

– За пьянство! – бодро выкрикнул Воронов.

Генерал-аншеф улыбнулся.

– Произвести в ефрейторы, – обратился он к Шершневу. – Тут у меня не только один. Тут знакомых много, – сказал Суворов, быстрыми глазами оглядывая роту. – Вон, вижу, Огнев, старинный приятель… Лет тридцать друг друга знаем. Здорово, Огонь!

– Здравия желаем, ваше высокопревосходительство! – отозвался Огнев.

– Все мои старые, мои боевые товарищи. Мои друзья! – говорил Суворов.

Он взглянул на Лосева:

– А ты, ваше благородие, давно в полку?

– Восьмой день, ваше высокопревосходительство, – залился краской подпоручик.

– Ну, ничего, послужим, еще послужим! – улыбнулся Суворов, садясь в повозку.

Повозка тронулась: Суворов обернулся назад и махал своей маленькой каской.

Апшеронцы провожали любимого генерала дружным «ура».

– Гляди, Воронов, опять не загуляй с радости. Не пропей еще раз ефрейторство! – пошутил полковой командир.

– Да что вы, ваше высокоблагородие! Да нешто можно суворовский чин пропить! – обиделся Воронов.

Принц Кобургский расхаживал по палатке уже без парика и мундира, собираясь спать. Последние ночи он спал плохо: тревожило то, что Осман-паша со своим тридцатитысячным корпусом, хотя и очень осторожно и медленно, но все-таки каждый день неуклонно двигался вперед. Вот и сейчас принцу донесли о том, что Осман-паша уже за Фокшанами.

От Аджуша, где стоял принц, до Фокшан было почти столько же верст, как от Аджуша до Бырлада, откуда шел Суворов.

Принца Кобургского большее всех занимал один вопрос: успеет ли генерал Сувара прийти на помощь австрийцам? Принц уже познакомился с Молдавией. Идти с войсками по этим ужасным дорогам, пересекая горы и овраги, переходя многочисленные ручьи и речки, пусть немноговодные, было тяжело и неудобно. По такой дороге русским можно добраться до Аджуша дня через четыре, не раньше.

Это была одна неутешительная выкладка, которой принц занимался несколько раз в день.

Но была и другая, не менее важная: а сколько же генерал Сувара может взять с собой солдат из своей 3-й дивизии? Ведь ему нужно оставить заслон, чтобы обеспечить себе тыл. У него пять пехотных полков и восемь кавалерийских, стало быть, всего тысяч десять. А оставить нужно не менее пяти тысяч.

Тогда сразу выяснилось главное: количество союзных войск – восемнадцать тысяч австрийцев и пять тысяч русских. Это всего-навсего двадцать три тысячи. А у Осман-паши, по сведениям лазутчиков, тридцать тысяч человек. Но ведь как точно сосчитать эти дикие толпы янычар? Если официально их тридцать тысяч, значит, на самом деле там много больше.

Получалась никуда не годная арифметика.

В такие минуты принц Кобургский невольно вспоминал, что говорилось в Вене об этом генерале Сувара.

При Козлуджи у Абдул-Резака было сорок тысяч человек, а у Сувара, рассказывают, не насчитывалось и десяти. Тот же значительный перевес был у турок и при Туртукае. И в обоих случаях генерал Сувара разбил турок наголову.

«Нет, без русских будет плохо!»

Принц шагнул к кровати, но в это время полог палатки откинулся и в дверях стал любимый адъютант принца майор Траутмансдорф. Всегда спокойный, невозмутимый, он был чем-то взволнован. Или, может быть, быстро бежал, – майор секунду не мог сказать ни слова.

– Что такое? – с тревогой спросил принц.

– Ваша светлость, русские пришли! – выпалил майор.

Принцу показалось, что он ослышался.

– Кто? Кто пришел?

– Генерал Сувара уже здесь.

– Этого быть не может!

– Его полки уже становятся к нашему левому крылу. Вот послушайте!

Майор откинул полог палатки, приглашая принца выйти на воздух. Принц шагнул из палатки.

Был тихий и теплый июльский вечер. Австрийский лагерь уже затихал. И в этот привычный шум затихающего, уже наполовину спящего лагеря вошли какие-то новые, посторонние звуки.

– Значит, это правда. Пятьдесят верст в сутки! Это непостижимо, невозможно!

Принц взглянул на майора. На лице адъютанта было такое же восхищение.

– Очень хорошо. Ай да генерал Сувара! Ну, пусть отдыхают!

И принц Кобургский спокойно лег спать.

Суворов встал, как всегда, с солнцем. Он осмотрел берега реки Тротуш, через которую приходилось переправляться. Река была неширока, но с быстрым течением и обрывистыми берегами. Суворов наметил места, в которых нужно наводить мосты, и вернулся к себе в лагерь.

К лагерю то и дело подходили отставшие по пути из Бырлада пехотинцы. Дорога была тяжелая, шли быстро, – даже на привале генерал-аншеф не разрешал разбивать палатки.

Апшеронцы и смоленцы, издавна знакомые с суворовским маршем, почти не имели отсталых. Но в Ростовском не привыкли к таким переходам и по дороге присаживались по двое, по трое отдохнуть. Когда капралы старались поднять отстающих угрозами, Суворов кричал, подъезжая:

– Оставь! Пусть отдыхают. Не бойся – подойдут, не подведут. К бою поспеют. Ступай, ступай! – гнал он капрала. – Голова хвоста не ждет!

И он был прав: отставшие в пути старались изо всех сил нагнать ушедших вперед товарищей. И постепенно подтягивались к своим.

После утренней молитвы и каши Суворов приказал строить мосты через Тротуш.

Дальше Суворову полагалось бы явиться к принцу Кобургскому: начальник австрийского отряда был как-никак старший в чине, но Суворов боялся встречи с ним.