Утром военный атташе принес карточку Гуро, который настаивал на том, чтобы принять его: он пребывал в прекрасном расположении духа, но после ампутации руки — правой — и перелома обеих ног он выглядит очень больным[193].

Во время поездки на континент — которая продолжалась менее 48 часов — британский министр с пятью служащими и тремя слугами выпили (точнее, им представили счет за выпитые) 27 бутылок вина от 2 до 12 франков за бутылку, 39 бокалов крепких напитков и 19 бутылок пива. Неужели, если бы они ехали за свой счет, они бы стали распивать в вагоне-ресторане кларет по 12 франков за бутылку? Стыдно, что эти расходы отнесут на государственный счет.

11 июля 1915 г. Если верно сообщение в газетах, что судоходная компания Баллина «Гамбург — Америка» объявлена банкротом, это предвещает большое финансовое потрясение в Германии, так как кайзер является акционером компании. Если бы компанию еще можно было спасти, на банки надавили бы, чтобы они пришли ей на помощь.

Ходят слухи, что положение Френча в серьезной опасности.

Если правда, что 24 немецких судна, которые с самого начала войны стояли в портах на севере Норвегии, вдруг отбыли, возможно, их тайно вооружил немецкий крейсер, заходивший в порты. Скорее всего, они выйдут в открытое море как каперы вопреки Парижской декларации 1856 года, в которой утверждается, что «каперство упраздняется и остается упраздненным». Союзники воздерживались от него во время Крымской войны; Дизраэли и другие, в том числе Боулс, правда, утверждали, что наш полномочный представитель на Парижском конгрессе 1856 года подписал декларацию, не имея на то полномочий, и тем самым принес в жертву интересы Великобритании. Лорду Кларендону (министру иностранных дел) и лорду Каули поручили выступить нашими полномочными представителями. Подоплека дела была раскрыта лишь через несколько лет после смерти лорда Палмерстона, в его личных бумагах; согласно памятной записке, разосланной членам его кабинета министров, лорд Кларендон в личном письме рекомендовал принять декларацию. Кабинет ее одобрил, и потому лорд Палмерстон уполномочил лорда Кларендона поставить под ней свою подпись. Официального подтверждения полномочий не было; вследствие нападок Дизраэли на лорда Кларендона последний прервал с первым отношения.

Один русский, который побывал на французском участке фронта и пообщался с представителями всех рангов и званий, сообщает, что все уверены в конечной победе. Даже уроженцы Марокко в госпитале выражают желание вернуться на фронт как можно скорее, «pour en finir avec les boches»[194].

12 июля 1915 г. Вчера видел г-на Давыдова. Он возглавлял кредитную канцелярию при Коковцове, когда тот был министром финансов Российской империи. Он вел переговоры о предоставлении Францией займа России на строительство железных дорог, в том числе на прокладку стратегических железных дорог, которые должны были сооружаться при консультации французского Генерального штаба.

Давыдов рассказал, что, когда он и его шеф были в Берлине на обратном пути в Россию, их пригласили на частный ужин во дворец. За столом он сидел слева он германского кайзера; Коковцов сидел справа от императрицы. За супом кайзер сказал несколько слов российскому послу, который сидел справа от него, но в остальном во время ужина он говорил только с Давыдовым. Его величество спросил Давыдова о поездке в Париж; тот ответил, что русским там всегда рады, а жизнь в Париже очень приятна. Кайзер ответил, что Давыдов имеет в виду la vie mondaine[195], ему же (кайзеру) интересны политические впечатления Давыдова; правительство России собирается построить, на французские деньги, стратегические железные дороги, что не способствует миру; его же целью в жизни всегда было сохранение мира. Он не позволил превратить Балканские войны в большой европейский пожар. Давыдов ухватился за слово «стратегические»; он возразил, что так можно назвать все железные дороги, особенно в России, где так мало железных дорог по сравнению с ее протяженностью. Кроме того, он заметил, что железные дороги, которые ведут к германской границе, строились на немецкие деньги. Потом германский кайзер оскорбил французскую прессу, заметив, что она, как и русская пресса, находится в руках евреев. На это Давыдов ответил, что берлинская пресса также находится в руках евреев, и разница между ними в том, что во французских и русских газетах публикуют статьи, не подчиняясь диктату французских или российских властей, в то время как немецкие газеты по большей части получают указания с Вильгельмштрассе, где считают оскорбления в адрес России и Франции важной особенностью отношений Германии с Россией и Францией. Кайзер ответил, что Берлин стал новым Иерусалимом. Позже император вернулся к стратегическим железным дорогам и сказал: невзирая на его стремление к миру и все попытки сохранить его, он склонен полагать, что война неизбежна. Он считает, что это будет война славизма и латинизма против германизма. Давыдов возразил, что никакой славизм не противоречит германизму и среди славян есть разные народы — русские, поляки и т. д.; что они не питают враждебности к Германии; если начнется война, невозможно будет ограничиваться рамками славизма, латинизма или германизма, так как, если Германия развяжет войну, разгорится общеевропейский большой пожар. Кайзер ответил: он боится, что такой большой пожар может начаться, несмотря на все его попытки сохранить мир.

Русский посол, который слышал разговор, попросил Давыдова не повторять того, что было сказано. Дело происходило в ноябре 1913 года.

Нет сомнений, что договор о строительстве стратегических железных дорог стал одним из решающих поводов для развязывания войны. Если бы Германия прождала еще три года, были бы достроены дороги в сторону немецкой границы, и она лишилась бы ряда преимуществ, которые у нее есть благодаря развитой железнодорожной сети.

13 июля 1915 г. Русский передал сегодня слух о том, что великий герцог Гессенский поехал в Россию. Предполагается, что он попытается отдалить своего зятя от франко-британской Антанты, чтобы Германия и Россия могли заключить мир.

14 июля 1915 г. Сегодня утром состоялся перенос в Дом инвалидов останков Руже де Лиля[196]. Президент и министры шли за гробом пешком от площади Этуаль. Процессия вступила на площадь перед Домом инвалидов со стороны Сены. Среди военных на площади находилось около дюжины русских, которые бежали от немцев к французским позициям; не знаю, как они очутились в немецком плену, в немецких окопах на севере Франции. Хор на одной из верхних галерей пел «Марсельезу»; зрители подхватывали припев. Было очень красиво.

Обедал с Жаном де Кастелланом, который вернулся из Италии. Вот какие впечатления — убеждения — он оттуда вынес. Итальянцы (кроме простого народа) не вступили бы в войну, если бы не были убеждены, что румыны «выступят». Они очень возмущены тем, что их ожидания представляют в ложном свете. Итальянцы надеются, что второй зимней кампании у них не будет, что довольно комично: они не объявляли войну Германии и Турции по причинам, известным только им самим. Тем временем, поскольку они не находятся в состоянии войны с Германией, немцы приезжают в Италию и уезжают оттуда, когда захотят. Там боятся, что австрийцы вторгнутся в Италию.