Мутноджемет радостно забила в ладоши:

– Наконец-то я вижу перед собой прежнюю сестрицу! Неф, ты ведь мечтала править, как Хатшепсут, помнишь?

– Как Хатшепсут, по-мужски, не хочу. Лучше как Тийе.

– Боюсь, не получится, – вздохнула сестра, – пер-аа у тебя не тот…

Теперь она провожала Нефертити в Ахетатон со спокойным сердцем. Недавно Мутноджемет радовалась, что сестра просто очнулась и перестала оплакивать свою несчастную любовь. Теперь Нефертити уже готова дать бой. Нынешняя царица не только не позволит выгнать себя из дворца, но и сама прогонит кого угодно, если понадобится, даже фараона!

Мутноджемет не подозревала, сколько предстоит вынести Нефертити! А еще она не знала, что это их последняя встреча, следующие роды закончились для Мутноджемет гибелью…

Но рассказанное двумя военачальниками оказалось не последним потрясением для Нефертити в Фивах. Перед самым отплытием к ней подошел жрец Храма Миллионов лет и попросил поговорить. Нефертити не слишком хотелось разговаривать, но она подчинилась. Тот протянул запечатанный царской печатью свиток со словами:

– Это последняя воля царицы Тийе. Я должен отдать его тебе, только если ты приедешь в Фивы и потом решишь вернуться обратно в Ахетатон. И притом сильно изменишься.

– Я изменилась? – пытливо глядя в глаза жреца, спросила царица.

– Да.

– Осуждаешь? – Во взоре уже был вызов.

– Нет, рад.

Ее рука потянулась к печати, чтобы взломать и прочитать.

Сухая жилистая рука остановила:

– Царица просила, чтобы никто не знал о содержании письма.

– Ты знаешь?

Жрец спокойно выдержал взгляд:

– Нет, не знаю.

Царская печать действительно была цела, но что там?..

Нефертити вскрыла письмо уже на борту своего корабля в одиночестве. Странное оно производило впечатление: написано словно детской, не слишком умелой рукой. Вдруг Неф поняла, что царица писала сама, не доверяя даже писцу, а ее пальцы не приучены к кисточке и папирусу.

Но то, что Нефертити прочитала, повергло ее даже не в шок, а в панику! Сначала перехватило дыхание, потом кровь бросилась в голову, а сердце панически затрепетало. Тийе признавалась Нефертити, что та… ее дочь! Ее и фараона Аменхотепа!

Нефертити раз за разом пробегала неровные строчки значков глазами и пыталась вникнуть в их смысл. Она дочь Аменхотепа и Тийе?! Значит, сестра Эхнатона?! Почему-то не сразу пришла мысль о своем праве на трон.

Тийе писала, что доказательства можно увидеть у Эйе, тот знает все.

Оглушенная этим известием Нефертити долго сидела, бездумно глядя перед собой. Стало вдруг понятно многое – и то, что похожа на самого Аменхотепа, и что ни Эйе, ни Тиу никогда не говорили о ее родителях, и внимание пер-аа к маленькой девочке тогда в тронном зале… Но как случилось, что она, дочь фараона и царицы, воспитывалась в семье Эйе?! Тийе писала, что сам Эйе все объяснит.

И вдруг Нефертити поняла, что ничего не станет спрашивать у приемного отца! Эйе и Тиу воспитали ее, как родную дочь, уделяли даже больше внимания, чем собственной Мутноджемет. Они и есть ее родители, и ей не нужно других! Интересно, а Мутноджемет знает? Наверное, нет, сестрица не смогла бы удержаться и проболталась.

И все равно сознание, что теперь она знает тайну своего происхождения, и оно не ниже, чем у Эхнатона, придавало сил и уверенности. Прежде всего в победе над Кийе! Этой ли хеттке тягаться с дочерью фараона Аменхотепа и царицы Тийе?! Вот теперь Нефертити наверняка знала, что будет делать! И делать с женской хитростью и осторожностью.

Из Фив возвращалась совсем другая царица…

* * *

На Ахетатон опустился душный вечер. Смолкли птицы, стихли людские голоса. Дорожки дворцового сада освещало множество разноцветных полупрозрачных алебастровых светильников, образуя круги на траве, на кустах, на кронах деревьев. От этого и сам сад казался разноцветным. Человек, который никогда не бывал здесь днем, вряд ли догадался бы, что вот это голубое пятно в действительности сикомора, а то нежно-розовое – акация…

Откуда-то со стороны доносились звуки вечеринки – это царица Кийе что-то праздновала. Она не сочла нужным соблюдать семьдесят дней времени плача по царице-матери Тийе, и никто не возразил…

Эхнатон сидел, бессильно опустив руки на подлокотники кресла и уставившись невидящим взглядом в темноту ночи, раскрашенную фонариками, мрачный, опустошенный… Таким одиноким он не чувствовал себя никогда. Даже находясь в детстве вдали от Фив, знал, что в Малькатте его ждет мать, получал от нее послания.

Теперь матери больше не было. Может, Нефертити права и ему следовало съездить на погребение Тийе? Но как фараон мог нарушить собственную клятву не покидать пределы Ахетатона?!

Почему после визита в Ахетатон мать больше не писала ему лично, только официально и по делу? А Неф писала? Кажется, да. Он усмехнулся: женщина с женщиной всегда найдут общий язык, тем более Тийе всегда любила молодую царицу.

Мысли перекинулись на опальную супругу. Смогла бы Нефертити править так, как правила Тийе? Где ей! Неф ласковая, нежная, заботливая мать и жена, купавшаяся в любви и обожании и щедро дарившая их сама, но не больше. В детстве она мечтала стать похожей на царицу-фараона Хатшепсут, а кем стала? Матерью шести дочерей, даже не сумев родить ему сына!

Всколыхнулась обида на Нефертити. Стало казаться, что она его бросила, предала. Прекрасно понимал, что не прав, предал именно он, выгнал, кричал, чтобы убиралась прочь, назвал Кийе соправителем. От этого понимания становилось еще тошней, оправдываясь, человек всегда пытается найти вину у другого. Эхнатон искал ее у Нефертити и не находил.

Зато постепенно приходило сознание, что разрушил что-то очень важное, может, самое важное в своей жизни. Фараон прогнал Нефертити, но вместе с женой из его жизни ушла любовь. Страсть к Кийе не в счет, это другое, да и та прошла, оставив грязный осадок. Эхнатон уже не звал красотку на свое ложе, с трудом терпел рядом на троне, но ей и не нужен больной, полуслепой муж. Кийе получила царскую корону, пусть пока не синюю, была названа соправителем и теперь упивалась поклонением и лестью, слышавшейся со всех сторон.

Эхнатон от лести страдал. Все, что он так ненавидел в Малькатте и чему, казалось, никогда не бывать в Ахетатоне, вдруг расцвело пышным цветом! Придворные на все лады превозносили красоту новой царицы, рассыпались в заверениях в своей преданности. Разве о таком он мечтал, создавая этот город, приближая к себе людей вовсе не богатых, щедро одаривая и возвышая за действительные заслуги? Ожидал только одного – признания его небесного отца Атона.

Временами брала досада: при чем здесь Кийе? Какое она имеет отношение к Атону, строительству самого Ахетатона, к его мечтам и чаяниям? Они все придумали с Нефертити! Но Неф не было рядом, и от этого становилось совсем тоскливо и одиноко…