Бюро кооперативных организаций во Владивостоке в расширенном заседании 18-го января сего 1920 года, с участием представителей нижепоименованных организаций, имея в виду усиление вооруженных сил Японии в Восточной Сибири, в связи с прекращением общесоюзнической интервенции в России, полагает:

Кооперация, являясь по существу своему политически нейтральной, не принимающей участия в текущей политической борьбе, кровно заинтересована в существовании и создании таких условий государственной жизни, при которых ее работа, для обслуживания интересов миллионов населения, протекала бы нормально, и не может молчать, когда возникает угроза единству, национальному существованию и независимости России.

Из настоящего переходного состояния временной слабости и раздробленности на отдельные части Россия выйдет на путь единства, а также экономического и духовного возрождения только своими собственными силами при непременном условии вооруженного невмешательства во внутренние дела ее других стран.

Имея в виду, что общесоюзническая интервенция в России не только не привела к каким-либо желательным результатам, а, наоборот, усилила хаотическое состояние страны, и поскольку Америка, Англия и Франция сознали ошибочность своих действий в этом направлении, постольку не может быть ничем оправдано продолжение интервенции одной страной, каковая неизбежно силою самих обстоятельств превратится из интервенции в фактическую оккупацию, со всеми отрицательными последствиями для населения Восточной Сибири и России в целом.

Несмотря на свои внутренние распри, русский народ никогда не примирится с отторжением какой-либо части России ее экономическим порабощением, а потому оккупации Японией Восточной Сибири неминуемо приведет к вооруженному столкновению с новыми миллионами человеческих жертв и разрушением богатств края.

На основании этого Кооперативное Бюро заявляет, что кооперация, объединяющая миллионы трудового населения, будет самым решительным образом протестовать и бороться всеми доступными для нее, как хозяйственной организации, средствами против оккупации Восточной Сибири со стороны Японии.

Принято с участием представителей: «Центросоюза», Московского Народного банка, «Закупсбыта», Союза приамурских кооперативов, Общества потребителей служащих и рабочих Уссурийской железной дороги, «Экономиста», Сибирского «Коопстраха», Союза потребительских кооперативов юга России, «Амурского кооператора», Южно-уральского союза кооперативов, Вр. Центрального продовольственного бюро железных дорог «Продпуть», Уральского союза потребительских обществ.

Источник: Болдырев В.Г. Директория. Колчак. Интервенты. 1925.

ИЗ ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ ГЕНЕРАЛА В.Г. БОЛДЫРЕВА

Высадка во Владивостоке. Последние дни правления генерала Розанова. Мой арест.

[В.Г. Болдырев – генерал-лейтенант, Главнокомандующий войсками Директории. После прихода к власти адмирала А.В. Колчака отказался от командования и выехал в Японию. В январе 1920 года вернулся во Владивосток, 23 марта 1920 года был назначен на должность председателя комиссии при военном совете Приморской областной земской управы по разработке военных и военно-морских законопроектов. В апреле-декабре 1920 года – Командующий сухопутными и морскими силами Дальнего Востока. Член военного совета, с июля 1920 года – Управляющий военными и морскими делами Временного правительства Дальнего Востока. С 26 июля 1921 года – товарищ (заместитель) председателя Приамурского народного собрания. 5 ноября 1922 года, после установления во Владивостоке Советской власти, арестован, в 1923 году амнистирован].

Владивосток. 19 января [1920 года].

Около 3-х час. дня японский пароход «Хозен-мару» медленно подходил к пристани. Двойное чувство тревоги и радости при виде родной земли на этот раз как-то заслонило чудесную панораму бухты и города.

Осталось впечатление мелькнувшего под бортом крошечного русского суденышка, несущего брандвахту под старым андреевским флагом, и дымящейся темной массы направо, у адмиральской пристани – японский броненосец «Миказа» и – все.

У меня были некоторые основания к тревоге: правивший во Владивостоке Розанов был ставленником враждебного мне колчаковского правительства, правда, доживавшего последние дни и на Дальнем Востоке. Кроме того, я не просил разрешения на въезд в Россию, а только телеграфно известил о таковом.

Рассеянно отвечая на вопросы начальника сербской военной миссии, любезно занимавшего меня за время нашего пути, я напряженно наблюдал длинную полоску людей на берегу около пристани. Это была военная команда.

«Встреча или арест?» – невольно мелькнуло в сознании. По счастию, ни то, ни другое. Это были сербы, встречавшие прибывшую со мной их военную миссию. Я умышленно задержался в кают-компании парохода. Вскоре мне доложили, что меня ищет русский полковник. Это был Г., прибывший встретить меня по поручению Розанова. Несмотря на все пережитые невзгоды, он получил чин подполковника и теперь работает в штабе Розанова.

Г. быстро устроил все формальности с паспортом и багажом. Автомобиль доставил нас в гостиницу «Версаль», где мне любезно была приготовлена комната. Жилище на самом верху было не из важных. Постоянные перевороты и «смена властей» отразились даже и на состоянии когда-то очень хорошей гостиницы. Отсутствие ремонта, неряшливость и грязь сильно чувствовались.

В лучших номерах гостиницы, как я потом узнал, помещались полномочный представитель Семенова – полковник Магамаев и особая ликвидационная комиссия, хорошо ориентированная в наличии огромных товарных ценностей, имевшихся еще к тому времени во Владивостоке.

По коридорам сновали коммерсанты, дельцы, артисты, много военных и русских и японских.

В городе еще функционировали все многочисленные учреждения и представительства, создавшиеся за время существования Омского Правительства.

По газетным сведениям я знал, что за устранением Колчака по какому-то акту от 4 декабря 1919 года, считавшемуся многими апокрифическим, права Верховного правителя переходили к атаману Семенову. Таким образом, усиление семеновского влияния в Приморье и, в частности, во Владивостоке, во многом зависело от того, пойдет ли Розанов в подчинение к Семенову.

Уступая духу времени и в целях «сближения с общественностью», Розанов организовал даже под своим председательством особое «экономическое совещание», где вместе с чиновниками заседали представители общественности и земства и где разрешались важнейшие экономические вопросы края.

Это высокое учреждение не помешало, впрочем, Розанову довольно ловко ликвидировать огромные запасы хлопка и чрезвычайно своеобразно, не обижая себя, распорядиться вырученными за хлопок миллионами.

«Хлопковая панама», о которой я слышал еще в Японии, наделала потом немало шуму, впрочем, совершенно безвредного для Розанова, успевшего выехать заграницу.

Оживление вокруг семеновского представителя Магамаева, уверенный тон и развязность, с которой действовали во Владивостоке члены ликвидационной комиссии, ясно показывали на стремление сторонников Семенова укрепить здесь власть их атамана.

Розанов пружинили вел «политику». Он признал Семенова правителем, но в то же время всеми способами оттягивал свою поездку в Читу, куда вызывал его Семенов, и начал подсчитывать свои силы.

Ликвидация восстания Гайды и полный достоинства ответ союзникам за их попытку вмешательства в наши дела и угрозу разоружения русских войск, несомненно, подняли было престиж Розанова даже в кругах, относившихся к нему весьма сдержанно. У него были еще верные ему части: юнкера военного училища (инструкторская школа на Русском Острове) и гардемарины, остальные войска пока внешне подчинялись.

Но начавшаяся борьба на два фронта –