с нарастанием семеновского влияния – с одной стороны, и с усиливающимся нажимом левых группировок, захвативших в сферу своего влияния не только партизан, но и некоторые войсковые части – с другой, – делала положение Розанова весьма тяжелым.

Методы его управления в значительной степени измотали население. Сторонников становилось все меньше и меньше. Напрасно Розанов стремился уклоном в сторону крайней реакции хотя бы несколько упрочить свое положение. Напрасно он заявлял, что открыто становится на ее правом фланге – положение не улучшалось. Чувствовалось уже новое влияние. Союзники искали «Демократическое правительство» – таковым намечалось земство, местные же большевистские группировки, в свою очередь, готовили подход к установлению «Власти Советов».

Такие впечатления создались у меня из сопоставления всех разговоров, встреч и наблюдений, имевших место в первые два дня моего пребывания во Владивостоке.

С Розановым я виделся и довольно долго беседовал вечером в день моего приезда. Он значительно обрюзг. Тон воеводы доброго, старого времени. Дом – полная чаша. Любезен: остроумной шуткой с примесью солдатской грубости маскирует назревающую тревогу перед нарастающими событиями.

Владивосток. 21 января.

Беседовал с главнокомандующим японскими экспедиционными войсками генералом Оой. Полный, пожилой японец, говорит медленно, слегка отдуваясь. Осторожен. Конечный вывод беседы: они (японцы) против протягивания руки большевикам, против всяких вооруженных восстаний, в остальном согласны на полное невмешательство.

Я, конечно, горячо поддержал мысль о мирном установлении порядка – будем верить, что это общее желание.

Г., с которым я потом беседовал, не разделяет моей веры, он пессимист и чует бурю, действительно, ее признаки уже за пределами городской черты.

Владивосток. 23 января.

«Дальний Восток» и другие местные газеты усиленно направляют меня в Читу, откуда я будто бы имею целый ряд лестных предложений. Эти сообщения разнообразятся вариантом о моем намерении создать свое правительство при содействии некоторых союзных держав.

В ряде открытых писем в редакцию я категорически опроверг эти досужие басни, причем в отношении содействия союзников высказался вполне определенно, заявив, что «великое дело спасения родины, прежде всего, есть наше собственное дело».

Гостиница кишит агентами всех контрразведок: отечественных и иноземных. Японец-парикмахер, «работающий» в самом вестибюле, внимательно осматривает проходящих – непосредственно, или их отражение в зеркале. Немой неослабный розыск всюду следует по пятам.

Владивосток. 25 января.

В городе тревожное настроение. Ночью слышалась орудийная пальба. Это Розанов громил восставших егерей, засевших в здании Коммерческого училища. Победа опять на его стороне. Тем не менее, боевые силы Розанова тают. Обнаружена сильная пропаганда среди юнкеров инструкторской школы. Безусловно, верны только гардемарины.

События нарастают. Местное земство непрерывно получает постановления войсковых частей и даже партизанских отрядов с заявлением, что «только власть правительства Областной Земской Управы является их властью».

К земской группе, руководимой председателем Управы Медведевым, примыкают значительно более левые элементы. Мне показывали сибирского эсэра Линдберга, играющего большую роль среди партизан и войсковых частей.

Генерал Оой, кажется, тревожится петициями, поступающими от войск и партизан к Земству. В беседе со мной у него мелькала мысль о разоружении русских войск. Я заметил, что это будет очень похоже на вмешательство в русские дела. Общего вооруженного выступления пока нет, егеря разоружены Розановым, да и вообще отобрать что-либо, в том числе и оружие, гораздо труднее, чем дать. Замечание мое оказалось убедительным.

Видел Розанова. Он настроен воинственно, надо думать – надеется на активное содействие Японии. Расчет недостаточно верный, особенно, если принять во внимание противодействие американцев и чехов, симпатии которых, или во всяком случае симпатии их представителей, всецело на стороне Земства.

Розанов в разговоре заявил, что он видит только два выхода из создавшегося положения: или большевики, или «Боже, царя храни», и что он всецело за второе. Заявление это, несомненно, предназначалось для небольшой группы сидевших у него гостей. Я никого не знал из них – это, как он объяснил мне, поддержка Розанова – крайняя правая местной общественности.

Владивосток. 26 января.

С утра оказался под домашним арестом. Часового не было, у дверей со стороны коридора стоял какой-то прапорщик. На мой вопрос: «кем и за что я арестован» – мой страж ответил, что это распоряжение коменданта крепости и тут же добавил: «я, ваше пр-во, здесь, собственно, не при чем, мой отец управляющий дворцом одной из великих княгинь и мне моя настоящая миссия крайне неприятна».

Выходя в коридор, я успокоил его, заявив, что раз это служебное поручение, он тут действительно не при чем.

Вернувшись в номер, стал спокойно ждать, что будет дальше. В дверь заглянул знакомый по Токио Л., он теперь на службе у японцев, его ко мне не пропустили. Молодой, крайне болезненный поручик Щ., который был представлен ко мне штабом войск, пришел с пропуском (значит, арест всерьез) и сообщил, что в 12 час. у меня будет сам комендант крепости.

Действительно, около полудня постучали, стороживший меня прапорщик доложил, что просит принять комендант крепости, генерал Вериго. Я несколько удивился подобной любезности и заметил, что у арестованного только одно право – не разговаривать с посетителями и что против визита коменданта я ничего не имею.

Вошел Вериго, молодой, весьма энергичный с виду генерал. Он очень извинялся за причиненное мне беспокойство, которое будто бы вызывалось необходимостью предупредить возможные в отношении меня неприятности со стороны юнкеров инструкторской школы, недовольных моими посещениями здания земской управы.

Вериго сообщил также, что бунтовавшие егеря уже разоружены, четверо ранено. Подробно развивал передо мной намерения атамана Семенова, который будто бы вполне сознает необходимость соглашения с общественными кругами.

«Вы, кажется, собираетесь проехать в Читу, там вас ждут». – «Нет, это выдумки газет, я пока никуда не собираюсь», ответил я генералу.

Вериго раскланялся и, еще раз извинившись за беспокойство, любезно заявил, что я совершенно свободен.

В создавшейся во Владивостоке обстановке, может быть, это действительно была любезность. Здесь теперь столько охотников за черепами и идейных и корыстных. Я как-то не останавливался до сих пор на этой стороне вопроса…

Болдырев В.Г. Директория. Колчак. Интервенты. 1925.

Источник: Интернет-сайт http://kraeved.ngonb.ru/

Дата обращения: 21 марта 2013 г.

Газетные сообщения

ПРИКАЗ № 1 ПО ГАРНИЗОНУ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ВОЙСК НИКОЛЬСКА-УССУРИЙСКОГО

26 января 1920 года. Гор. Никольск-Уссурийский.

§ 1.

Объявляю себя командующим войсками Никольск-Уссурийского военного района.

§ 2.

Начальником штаба Никольск-Уссурийского военного района назначаю тов. Булгакова-Бельского.

§ 3.

Комендантом города назначаю тов. Овчинникова-Северянина.

Командующий войсками Андреев.

ТЕЛЕГРАММА НИКОЛЬСК-УССУРИЙСКОГО ШТАБА ВОЕННО-РЕВОЛЮЦИОННОЙ АРМИИ

от 26 января 1920 года

Всем, всем, всем! Никольск-Уссурийский взят восставшими революционными войсками и партизанами. Сопротивление пытался оказать конно-егерский полк, половина которого сдалась, половина ушла в сопки. Организуются центры общественных и политических организаций, которым будет передана власть. Временно власть принадлежит