— Не положено.

Обиженные военные кинохроникеры долго дулись на офицеров Генштаба.

Второй КПП, расположенный километров через двадцать, миновали без проблем. Вошедший офицер, пересчитав всех по головам, начал выкрикивать фамилии по списку. Каждый пассажир откликнулся и махнул рукой. У некоторых снова проверили документы. На четвертом КПП проконтролировали всех. При этом Ваничкин лично представлял разношерстные группы:

— Это ученые из солнечной Болгарии. Это из дружественной Польши. Профессура из Чехословакии. Областное телевидение, — отрекомендовал он всю нашу команду. — Очень надежные люди.

На задней площадке автобуса дежурный офицер начал особенно внимательно разглядывать подполковников.

— Мы из Генштаба, — сказал один из них. Небрежно протянул командировочные бумаги и удостоверения.

Дежурный, изучив документы, отдал честь и вежливо предложил:

— Попрошу вас выйти из автобуса.

— Это еще зачем?

— У вас нет допуска на площадку.

— Нас пропустили на всех КПП.

— Так точно, но на монтажный комплекс допуска нет. Прошу выйти из автобуса.

— Это какое-то недоразумение.

— Возможно, — спокойно отвечал лейтенант.

— Мы из Генштаба.

— Я вижу.

— Мы будем жаловаться.

— Не сомневаюсь.

Возмущенные штабисты начали двигаться к выходу, цепляя пассажиров черными пластмассовыми кейсами.

— У вас тут что? — громко возмущались они.

— У нас тут армия, — вяло отвечал лейтенант. — Всем счастливого пути, — сказал он. На ходу выпрыгнув из автобуса, лейтенант по узкой тропинке повел старших офицеров куда-то в лес. Легкие армейские полуботинки штабистов краями черпали рассыпчатый снег.

Иностранцы недоуменно переглядывались. Киношники победно ржали.

— Слышали, у них тут армия. Да у них тут дурдом!

— У вас так же? — улыбаясь, спросил Ваничкин болгарских специалистов, показывая в сторону леса, где остались штабисты.

— У нас теплее. Нет такой большой снег и крепкий мороз, — дипломатично ответил руководитель группы.

Монтажно-испытательный комплекс (МИК), расположенный в глухой тайге, всех новичков поражает масштабом. Просто чудо. А ведь он не один. И в таких корпусах запросто может разместиться по нескольку огромных ракет-носите- лей.

Бодрый, энергичный Ваничкин появился в МИКе в белом халате, с какими то приборами.

— Ну что, нравится красавица? — он похлопал цилиндрический корпус белоснежной ракеты. — Прошу знакомиться. Ракета-носитель «Циклон». Три ступени. Предназначена для выведения космического аппарата массой четыре тонны на круговую орбиту высотой двести километров. Что еще? Длина сорок метров, в диаметре — три. В общем, есть где разгуляться художникам-живописцам. Разрисуем ночью, когда народу будет поменьше. Старт завтра в двенадцать тридцать.

— Успеем? — забеспокоился оператор.

— Куда денемся? Вечером привезут семерых охламонов. Специально разыскал к вашему приезду. Профессиональные художники. Двое из них, между прочим, закончили Академию художеств.

— И чем они тут занимаются?

— Снег чистят. Лопатами машут. Им порисовать страсть как охота. А тут, — Ваничкин обвел глазами ракету, — во какой холст. Знай себе малюй всю ночь. Не оторвешь.

Оказалось, подполковник, кроме организаторских способностей, обладал знаниями ведущего специалиста. К нему то и дело подходили офицеры в халатах со схемами в руках. О чем-то спрашивали. Ваничкин руководил быстро и уверенно. Забравшись на высоченную стремянку, командовал стыковкой ракетных модулей. Орудовал гаммой непонятных инструментов. Запросто обращался с горой измерительных приборов. Пару раз пробегал мимо нас с небольшой кувалдой. Ею он иногда «уговаривал» особо упрямые соединительные болты.

Когда Ваничкин с тяжелым инструментом наперевес стремительно бежал куда-то мимо иностранных специалистов, они автоматически прикрывали телами родное детище, небольшой спутник. Ведь ради него и снаряжалась в полет вся эта огромная махина. Спутник выглядел как нечто неземное. Впрочем, как еще должен выглядеть космический аппарат? Немыслимое количество проводов, шлангов и трубок обволакивало блестящее, сверкающее тело. Колбы, цилиндры, антенны излучали фантастический свет. Аппарат внушал уважение своим интеллектуальным видом. Вероятно, его ждало блестящее космическое будущее. «Еще сутки, — думаю, — и он свысока холодно и отстраненно будет наблюдать нашу серую земную жизнь. Равнодушно щелкать затворами автоматических фотокамер. Может быть, снимет и нас, маленьких людишек, копошащихся среди глухих таежных лесов. Возможно, именно этот аппарат передаст уникальную информацию о состоянии околоземного пространства, спасет людей, определив координаты бедствия судов и самолетов. А может, привычно будет сообщать о ледовой обстановке в Арктике, сокращении биопродуктивности Мирового океана, истощении природных ресурсов… Возможно, он будет снимать американские базы, следить за вражескими подводными лодками, наблюдать передвижение стратегических ракетоносцев. Разумеется, „в мирных целях“, как поведают завтра центральные средства массовой информации. Ведь для чего-то он будет запущен… Кстати, схожу поинтересуюсь…»

Остаток рабочего дня пролетел незаметно. Нам удалось снять несколько ангаров, стартовую площадку, командный пункт. Ваничкин устроил так, что препятствий не чинили. Корреспонденты военной кинохроники, оставшиеся без пленки, с завистью глядели на нашего оператора. Он пиршествовал. Перед Глебычем открывались все секретные двери. Освещались самые тайные уголки космодрома. Охране разъяснили, что у специального оператора имеется неограниченный допуск. Ваничкин сказал это единожды и конкретному человеку. Никто больше не стал проверять. Оставалось догадываться — так устроена вся армия или только часть, в которой мы снимали? Поздно вечером снова встретились с Ваничкиным в МИКе. Спутник смонтирован. Пришло время крепить обтекатель на третью ступень ракеты. Огромных размеров конус уже придвинут. Для страховки его поддерживали натянутые тросы. Уставшие, с воспаленными глазами зарубежные специалисты никак не хотели уезжать. Они то и дело взбирались по стремянке к спутнику, осматривая агрегаты. Делали последние измерения. Проверяли надежность контактов. Каждый отвечал за свой прибор или систему. Похоже, никто не верил, что именно с его устройством ничего дурного в космосе не случится. Еще они явно опасались повреждений при установке обтекателя. Ваничкин обещал закрепить его «тютелька в тютельку». Ему верили, но не уходили. Ждали, пока все закончится.

Наконец, зал потихоньку опустел. Огромная белая «сигара» застыла в монументальной тишине и царском величественном одиночестве. Мы сняли еще несколько кадров в пустом МИКе. Ровно в полночь вошла бригада с красками и кистями. Под зелеными солдатскими мундирами бились творческие сердца художников. По команде Ваничкина они ловко перебросили через цилиндр ракеты шелковые нити. Уверенными движениями начали размечать контуры будущих картин.