– Срочно поезжайте в полицейский участок Эль-Хамзави. Только что оттуда протелефонировали. Полиция задержала некоего российского подданного, но при нём обнаружили два паспорта. Разберитесь на месте, что там произошло, и примите решение. Завтра доложите. Ступайте.

…Коляска, запряжённая одной лошадью, через две четверти часа уже бежала по улицам азиатского района Каира, резко отличавшегося от европейского квартала Исмаилие. На площади лежал целый караван уставших дромадеров с вьюками товара. Погонщики сидели тут же на земле и курили длинные чубуки. Индийцы, персы, абиссинцы и сомалийцы с натёртыми извёсткой волосами торопились по своим делам. Башни минаретов встречались чуть ли не на каждом перекрёстке. Количество мечетей поражало. «Да, здесь гораздо проще представить, каким был Египет в XIV веке, когда имена местных правителей внушали европейцам страх», – подумал Клим как раз в тот момент, когда экипаж остановился у здания с надписью: «Полицейский участок».

Клим объяснил дежурившему у дверей кавасу цель визита, и тот, кивнув, провёл его в комнату, где за столом сидел человек с бородой и усами, но в форме полицейского. Поднявшись и оценив мундир Ардашева, он надел феску, поправил саблю и только затем представился:

– Инспектор Маарбуд Нагди.

– Клим Ардашев, служу в русском консульстве. Что у вас случилось?

Египетский сыщик вынул из ящика стола два российских паспорта и, протянув их драгоману, пояснил:

– Мы делали облаву в одном из мухарабие[111], где собираются копатели могил, контрабандисты и торговцы живым товаром. Вся эта братия входит в банду Рустама-эфенди – очень опасного и влиятельного турка. Формальных нарушений мы не нашли, если не принимать во внимание вашего соотечественника. Обычно иностранцы обходят стороной подобные места, а тут русский, да ещё и в закрытом кабинете вместе с Рустамом-эфенди. Они курили и пили кофе. Нас это сильно удивило. Что может быть у них общего? Я обыскал русского и нашёл два паспорта. Основания для задержания есть. Но он отказывается давать пояснения. Вот я и обратился к вам, чтобы разобраться. Он содержится в камере при участке, а не в городской тюрьме.

– Да, хорошо бы его послушать, – листая паспорт, изрёк переводчик.

Инспектор позвал каваса и приказал привести задержанного.

Ждать долго не пришлось. В коридоре послышались шаги, и в кабинет инспектора ввели человека, которого переводчик никак не ожидал здесь встретить. Это был Матецкий. Вид театрального декоратора был жалок: волосы всклочены, пиджак мят, и воротник когда-то белой сорочки уже принял серый цвет. Кончики усов уже не загибались франтовато вверх, а опустились. Под глазом у него виднелся начавший «созревать» синяк. Увидев Ардашева, он взмахнул руками и возмущённо воскликнул:

– Ага! Наконец-то вы изволили явиться! Как вам не стыдно! Подданного Российской империи смеют бить, забирать деньги и сажать в камеру с каким-то отребьем! Срочно внесите ноту протеста хедиву Египта! Я требую! Иначе все ростовские газеты напишут о бездействии служащих российского консульства в Каире. Я вам это обещаю!

Клим брезгливо поморщился и проронил:

– Послушайте… всё забываю, как вас зовут…

– Цезарионом Юрьевичем матушка нарекла. Я потомок польских князей…

– Эту историю я уже имел удовольствие слышать дней десять назад. Скажите, откуда у вас паспорт Блинохватова?

– Он случайно оказался в моих вещах.

– Как это могло произойти?

– Вероятно, Маркел Парамонович, будучи пьяным, перепутал чемоданы и сунул его ко мне.

– Допустим, а когда вы его увидели?

– В гостинице, когда начал развешивать вещи в шкаф.

– Четыре дня назад?

– Три или четыре, я не помню. Какая разница?

– Почему, найдя чужой документ, вы не сдали его в консульство?

– Я хотел, но не успел. Времени не было. Долго вы ещё будете устраивать мне допрос? Уймитесь, наконец! Я устал.

– Хорошо. Тогда мы продолжим наш разговор завтра. Я приеду в это же время. Идите отдыхайте. Не смею вас задерживать.

– Что! – закричал Матецкий, и голос его дрогнул. – Как вы смеете? Вы что же, хотите, чтобы я тут провёл ночь? Они же убьют меня, православного? Вы это понимаете?

– Сдаётся мне, господин декоратор, что паспорт директора театра пропал не случайно, а с вашей помощью. Проще говоря, вы украли его. И мотив ясен – завладеть деньгами, предназначенными для закупки реквизита. Кража документов – уголовная статья. Поэтому для начала вы прямо здесь напишите объяснения на французском языке. После чего я изыму у вас чужой паспорт и попрошу вас отпустить. Сегодня же я подам рапорт на имя генерального консула с изложением своего видения ситуации. А там уж пусть Александр Иванович Скипетров и решает вашу судьбу.

– А что… что он может сделать? Объясните, пожалуйста, Клим Пантелеевич, – жалостливо вопросил Матецкий.

– Имеется всего два варианта: первый заключается в том, что вас, как преступника, арестуют и под арестом доставят в Россию, где вы сразу же предстанете перед судебным следователем, а второй – паспорт Блинохватова будет отправлен в Россию вместе с вашим письменным объяснением и моим рапортом. Решение о том, есть ли в ваших действиях состав преступления, будут принимать жандармы. Как вы понимаете, второй вариант тоже может иметь совершенно разные для вас последствия. Всё будет зависеть от того, как я отражу все обстоятельства вашего задержания в рапорте.

– А что вы собираетесь там изложить?

– Послушайте, Цезарион Юрьевич, хватит вопросов. Садитесь и пишите. Причём откровенно. Если я почувствую фальшь, я оставлю вас здесь до утра. Не забудьте также уточнить, где, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с этим Рустамом-эфенди, ясно?

– Да.

– Это с ним вы мило беседовали в холле «Нила» два дня назад?

– С ним.

– О чём говорили?

– Я хотел приобрести некоторые вещи для реквизита, которые, скажем так, запрещены к вывозу.

– А кто вас свёл с этим человеком?

– Портье.

– А зачем вы второй раз сунулись в столь опасный район? Разве в холле отеля нельзя было с ним общаться?

– Он пригласил меня, и я не мог отказаться.

– Сколько у вас изъяли денег?

– С собой у меня была тысяча пятьдесят два франка и пиастры.

– Хорошо. Пишите объяснения подробно на французском языке.

– Я не настолько силён во французском, чтобы повествовать, как Александр Дюма.

– Ничего, я помогу.

Клим попросил у инспектора бумагу, копирку и карандаш. Полицейский без промедления исполнил просьбу.

Матецкий старательно выводил буквы, бесконечно справляясь у Клима, как пишется то или иное слово на французском. Когда он закончил, инспектор велел ему расписаться пером и чернилами. Прочитав текст, он расправил складки кителя под широким форменным ремнём, прокашлялся и выговорил повышенным тоном:

– В объяснениях вы указали, что у вас якобы «отобрали одну тысячу франков».