Потом заборы с двух сторон наконец-то закончились, они обежали угловой дом, потом еще один и выбрались в другой проулок. Сбоку между домами просвечивала дорога, но это было не шоссе, а та же асфальтовая полоска, по которой они пришли, только ушедшая вперед и вбок и давшая там совершенно непонятный изгиб. Почему-то капитан-лейтенанту показалось, что им стоит поторопиться, и они наподдали, хотя оба и так задыхались. Один из попавшихся им по пути домов оказался классическим «домиком в деревне» — деревянным низким домом в полтора этажа, стоящим посреди покрытых инеем голых яблонь. Забор вокруг него тоже был совершенно нормальным, из редкого штакетника. Открыть калитку заняло у них секунду, и, пробежав участок наискосок, они наконец-то увидели шоссе.

Зрелище было впечатляющим, от него у капитан-лейтенанта стало холодно на сердце. Через крашеные досочки и лысые кусты шоссе просматривалось в самую меру, и, засев за прислоненной к стене сарая укрытой навесом поленницей, шепотом матерясь, они смотрели. Мимо катились без преувеличения сотни машин, одна за другой, с минимальными интервалами. Рев мощных двигателей нарастал и падал, и так раз за разом: «Фху-у-у… Фху-у-у…» В колонне преобладали тентованные грузовики, причем даже через сетку кустов и забора, когда можно было видеть только силуэты, а не детали, различалось, что машины нескольких типов идут вперемешку. Вспоминая какие-то прочитанные в детстве книги, капитан-лейтенант подумал, что наблюдатель должен считать, сколько транспорта прошло по дороге за какое время, — это вроде бы может пригодиться. Но «на месте» никакого смысла в этом он не нашел: поток вражеской техники был сплошным.

— Слушайте… — вдруг в четверть голоса спросил курсант. — А это точно не наши?

— Как это?

— Ну… Мы же не видим точно. Флагов никаких не развевается, и вообще.

Это прозвучало натурально тупо, и капитан-лейтенант вздохнул. Контузию просто так со счетов не списывают. А они сидят тут, под носом у смерти, ждут приключений.

— Отходим. Задом и тихо.

— Товарищ капитан-лейтенант!

— Тихо, я сказал.

— Но мы вообще не знаем…

— Курсант Иванов!

— Я!

— Рот закрыл! И с закрытым ртом начал пятиться назад. Понял, нет?

В этот раз Дима смолчал. Позже, когда они в каком-то из разговоров вернулись к этому эпизоду, он объяснил, что он и не думал серьезно, что это могут быть свои. Но ему казалось неправильным, неверным, что вот они потратили силы, дошли до вражеской колонны и отойдут назад, не сделав вообще ничего. Даже не поняв, кто это катится мимо. О смысле «увидеть и узнать» он тогда не думал вообще. Слава богу, капитан-лейтенант способен был размышлять трезво: своей задачей он видел не играть в разведчиков, а дойти до своих живыми. Риск засветиться перед вражеской колонной был большим, а пользы от получения сведений о национальной принадлежности этих конкретных миротворцев и демократизаторов не предвиделось. В их активе имелись лишь десяток патронов к автомату и сколько-то пистолетных. И кухонный нож, полученный на прощанье у той же доброй женщины, оставшейся в городе ждать, во что это выльется. Будут ли приехавшие на танках и бронетранспортерах люди бороться, как горячо обещали, за права человека и свободу самовыражения, а в перерывах цивилизованно ходить в музей Канта и музей янтаря, покупать сувениры и дегустировать местное пиво. Или, наоборот, тут же начнут требовать у населения «курки, млеко, яйки», вешать сельских активистов на столбах, деловито уничтожать членов семей офицеров, невзирая на возраст и пол, и все такое прочее, что делали в прошлый раз. И что потом было ими объявлено или не имевшим места, или несущественным.

Про «млеко и яйки» — это, кстати, была весьма актуальная ассоциация. В любой момент какому-нибудь пану поручику или герру гауптману могло восхотеться попить водички либо пописать с комфортом. Или какая-то машина могла сломаться, проколоть колесо, и в образовавшуюся свободную минутку те же пан и герр пинком ноги откроют с этими словами калитку, а затем дверь ближайшего дома. По предчувствиям капитан-лейтенанта, в каждом четвертом их встретят как родных, с распростертыми объятиями, в каких-то других, может быть, огнем из спортивных «вертикалок», но свидетелем развития как первого, так и второго варианта он не хотел становиться ни в малейшей степени.

— Уф-ф… Ну, бегом теперь?

Сдвинуться с места они не успели: буквально над головой с ревом прошло тело вертолета. А они были на чистом пространстве, уже в нескольких десятках метрах от шоссе, за домами, бытовками и заборами, но как раз в нескольких метрах от ближайшей стены, к которой можно было бы прижаться.

Капитан-лейтенант втянул голову в плечи в ожидании пулеметной очереди, которая разорвет его живот, но в эту секунду обошлось, а в следующую они уже шарахнулись вбок. Притиснулись к стенке какой-то летней кухни, закрутили головами.

— Второй!

Действительно, второй вертолет был хорошо различим по звуку, несмотря на шум двигателя первого, заходившего в вираж. Не было видно, где вторая машина, но им с лихвой хватало и первой. В типах современных иностранных вертолетов ни один, ни другой из моряков не понимали совершенно ничего. Просто какой-то вертолет классической схемы, с пакетами неуправляемых ракет небольшого калибра на подвеске. Опознавательных знаков на фоне темной камуфляжной расцветки видно не было: ни польской «шахматки», ни разноцветных кругов европейцев. Пригибаясь, они перепрыгнули через забросанный кирпичами пузырь полиэтилена, скрывавший что-то ценное для хозяев, и укрылись в просвете между строениями: забор с одной стороны, два сарая по бокам.

— По нам?

На хриплое восклицание курсанта капитан-лейтенант ничего не ответил, внимательно глядя вверх и по сторонам. Наблюдение оказалось бесполезным: вертолет куда-то делся, и зудел теперь — близкий, но невидимый, — как огромная оса. Не было никакой возможности точно знать, заметили их с вертолета или нет и был ли его разворот прямо над ними случайным совпадением. В принципе, если их заметили, стрелок мог не прятаться — двое пехотинцев не представляли для боевой машины даже легкого типа практически никакой угрозы. Завис бы и расстрелял из бортовых пулеметов, а то бы и снес НУРСами со всеми сараями вместе. Но он ушел.

Еще минут пять капитан-лейтенант настороженно поводил стволом «калашникова» влево и вправо, как героический офисный хомячок, загнанный врагами в угол клетки. Нет, тихо. Колонна разномастных грузовиков гудела и подвывала там же, где и раньше, растекаясь от Калининграда и лежащей за ним границы дальше на север и восток, но гул вертолетных двигателей и пощелкивающий звук лопастей отдалились. Сначала они стали тише, а потом, через минуты, уже вовсе перестали быть различимы. Боясь поверить в хороший исход страшного момента, оба продолжали сидеть неподвижно, постепенно промерзая насквозь. Наконец несоответствие между их поведением и необходимостью двигаться дальше стало очевидным, и оба осторожно распрямились. Молча обменявшись мрачными взглядами, они вылезли из тупичка и потратили еще с полминуты, чтобы отряхнуться и чуть прийти в себя. Вероятно, их все же не заметили. Может быть, на этой конкретной машине не было тепловизора, предельно эффективного именно в холодное время года. А может быть, заметили, но не обратили внимания. Капитан-лейтенант совершенно забыл, что крупную, значимую колонну будут обязательно прикрывать с воздуха: именно так делалось в Афганистане и Чечне, и это регулярно демонстрировалось населению даже просто визуальным рядом игровых телефильмов. Ну и…