– Хорошо, – блаженно вздохнула Эля.

Действительно хорошо. Лавочка теплая, прижавшаяся ко мне девушка мягкая и нежная, а глинтвейн, попав в организм, начал разносить по телу приятную легкость.

– Как так получилось, что ты до сих пор не научился кататься на коньках? В Африке жил?

– Не в Африке, – с улыбкой мотнул я головой. – И долгие зимы, и каток неподалеку в моем детстве были, просто начало карьеры фигуриста как-то не задалось. Генка решил провести обучение экспресс-методом. Все закончилось разбитым носом и аллергией на скользкие поверхности.

– Как ты вообще выжил с таким-то другом?

– С трудом, – снова улыбнулся я, вспоминая некоторые моменты своего детства. – Отца у меня не было, так что Баламуту приходилось отдуваться за двоих. Он ведь первым всему учился. И плавать, и на велосипеде ездить.

– Даже боюсь спросить, как прошло обучение езде на велосипеде, – с искренним сочувствием сказала Эля.

– Ничего так, правда, после этого я перестал верить Гене на слово. Он клялся, что будет бежать рядом со мной. В итоге я лишь через минуту понял, что Баламут так и остался на старте. Стоит, сволочь такая, и ухмыляется.

– И ты упал? – с беспокойством за маленького Никитку спросила Эля.

– Упал, конечно, но ничего не отбил, так что на велик у меня аллергии нет. Лучше скажи, как ты научилась так лихо гонять на коньках при беловодских-то зимах?

– Отец научил, – грустно вздохнула Эля. – Еще до того, как мы переселились в Китеж. Да и мама участвовала. Она в детстве занималась фигурным катанием.

Не самый удачный поворот разговора. Мне только знакомства с родителями не хватает. То, что они у нее есть и живут в Городе, я уже знал.

В некоторых случаях женщины и без магических способностей дадут фору любому менталисту.

– Не напрягайся ты так. Я и сама с ними редко общаюсь, не то что тебя знакомить.

Опять не тот поворот, но ей явно было нужно выговориться.

– Все так плохо?

– Не скажу, что чувствую себя брошенной, но как-то все неправильно и обидно. Мы переехали сюда, когда мне было двенадцать. Отца пригласили как специалиста по компьютерным сетям. Именно он стоял у истоков местного Интернета. Дали небольшую квартиру, но беда в том, что в Городе дешевых мест попросту нет. Отец сразу закопался в работу, а вот мама не выдержала испытания Китежем. Может, если бы нашла работу, все было бы иначе, но ты сам видел центр Города и его роскошь. Мама быстро поняла, что даже такой ценный специалист, как отец, все равно находится внизу пищевой цепочки. Папе стоило сразу увезти нас на Подол, но духу не хватило перечить маме. Она успела обзавестись подружками, причем сплошь сидевшими на шее богатых мужей. Отец из кожи вон лез, чтобы обеспечить все ее запросы, но эти самые запросы уже разрослись до такой степени, что финал семейной драмы был предрешен.

– Не сказал бы, что история такая уж уникальная, – заметил я, когда Эля замолчала, явно о чем-то вспоминая.

– Ты прав, но до того как маман ушла от папы к богатому любовнику, случилось еще кое-что. Она продала меня.

– Как? – спросил я, пребывая в шоке от услышанного.

– За деньги. В пятнадцать у меня проявился дар. Здесь, на Беловодье, это можно обнаружить по некоторым симптомам. Чтобы разбудить способности окончательно, все же пришлось заглянуть на Запределье. Важнее, что для тех, в ком опознали дар уже здесь, не существует никакой княжеской квоты. Мы сами решаем – идти к кому-то или оставаться строптивцами. Мама уговорила меня подписать контракт с князем Морозовым, мотивируя это тем, что у князей лучшая магическая школа, если не считать Академию. Там неплохая зарплата и, не менее важно, хорошая защита. Не сказала она только о том, что за склонение меня к нужному выбору ей пообещали пятьдесят тысяч золотых.

– Лихо, – заметил я, лишь бы что-то сказать. На самом деле понятия не имел, как реагировать на такой рассказ.

– Все не так страшно, как кажется, – улыбнулась Эля. – В княжеской клинике я попала под крылышко Антона Петровича. Он меня всему обучил и не давал в обиду. К тому же когда у меня закончился срок первого вассального контракта, рассказал, как отбояриться от следующего. А там все очень жестко. Пришлось понервничать, но в итоге я ушла на вольные хлеба в новую клинику учителя.

– Так уж вольные? – осторожно спросил я, особенно потому, что совершенно не хотел обидеть целителя.

Истинный маг Сермяжный очень помог нам с лечением Златки, и только благодаря его великодушию я сейчас не сижу на холопском контракте у клана Савельевых. И все же этот нюанс нужно было уточнить.

– Полностью вольные. У нас лишь трудовой договор без санкций за разрыв. Антон Петрович намучился на службе у князя, вот и не приемлет неволи в любой ее форме. Да и не нужно ему это, весь персонал клиники обожает шефа и готов пойти за ним в огонь и в воду. А ты зачем спрашиваешь: хочешь сманить меня в свою глушь? Веришь в счастье в шалаше с лопухом вместо туалетной бумаги?

– Вот только не надо поносить мою станцию. Все там есть: и унитаз, и ванная с душем.

– Ты не ответил на вопрос.

– А ты не задавай кучу вопросов одной пачкой. Никуда я тебя не сманиваю. Заставлять тебя рушить что-то в своей жизни ради меня не собираюсь, как и сам не стану бросаться в крайности. Жизнь сама расставит все по своим местам.

– Значит, расторгать контракт с почтовой службой ты не хочешь, даже имея такую возможность? – нахмурившись, спросила Эля и тут же добавила: – Злате уже не нужны особые условия, и пока можно пожить у меня в квартире, а после и вовсе переселиться хотя бы и в твой дом на Подоле.

– Мои хотелки тут не важны. Да и дело уже не только в Златке. Куда я дену стариков? Да и все эти странности с непонятными недоброжелателями тоже никуда не делись. Боюсь, что как минимум еще один сезон придется отсидеть на Туманном. Да и, если честно, нравится мне там. Сама увидишь, когда приедешь погостить.

– Ты веришь в отношения на расстоянии? – спросила Эля, быстро погасив в себе разочарование и проигнорировав мое завуалированное приглашение.

– Нет, просто я не верю в жертвенность.

– Поясни, – нахмурилась подруга.

– Поясню. Жертвенность в любви по моему глубоко личному мнению – вещь мало того что глупая, так еще и вредная. Если ты хочешь отказаться от чего-то ради любви, не делай это для другого. Делай для себя и только когда понимаешь, что радости от перемен будет больше, чем разочарований. Иначе со временем это выльется в ненависть, и полезут фразочки типа: «Я ради тебя… а ты…» Вполне может быть, к весне мне удастся утрясти все непонятки, найти для себя в Китеже выгодное дело, а также надежно пристроить на внешке стариков. Тогда, вполне может быть, откуплюсь от почтовой службы и осяду здесь. Но ты должна понимать, что сделаю я это ради себя, ради своего счастья и своего желания сделать счастливой тебя. Поэтому и не зову на станцию. Такое решение ты, если и примешь, то только самостоятельно и без давления извне. Не для меня, а для себя.