Фейвор повернула к нему голову. Она выглядела усталой, опустошенной, словно силы вдруг оставили ее.

– Здесь ты ошибаешься. Мне необходимо… быстро выйти замуж.

– Почему? Разве твоя семья не может продержаться еще несколько месяцев? – сердито спросил Рейн. – Неужели они настолько жалкие люди, что готовы пожертвовать тобой. Почему ты должна обеспечить им легкую жизнь?

Ее синие глаза потемнели от гнева. Лучше молнии, чем эта пустота.

– Ты ничего не знаешь об этом!

– Так расскажи мне!

– Ах! – Фейвор отпрянула, словно ее вспугнули эти слова.

Но он не отступал. Не мог.

– Расскажи мне.

Она скрестила руки под грудью и сердито посмотрела на него.

– Мужчины! Вы думаете, у вас монополия на честь, что только вы можете платить по старым счетам и тем самым очищаться.

– Зачем тебе очищение? – спросил Рейн, затаив дыхание, боясь, что она ему скажет, и опасаясь, что не скажет. Он хотел ее доверия, хоть и не заслужил его. Он даже не рассказал ей, кто он такой. – Зачем?

– Я совершила проступок. Много лет назад. – Она заколебалась.

Он вглядывался в ее лицо и видел юное создание, которое терзала нерешительность, которому отчаянно хотелось поделиться самыми интимными подробностями своей жизни с мужчиной, представляющим загадку. Отчаянно, потому что больше поделиться ей не с кем.

Как ей должно быть одиноко, если она пошла по этой дороге. Как до боли одиноко.

– Мой проступок стоил мне… стоил людям жизни, – в конце концов произнесла она.

– Ты знала, что они заплатят такую цену?

– Нет!

– Тогда, если это непреднамеренно, тебя нельзя винить.

– Невежество не является оправданием. – Она произнесла эти слова так, что он понял: она слышала их много-много раз.

Он хотел подойти к ней, но она подняла руку, запрещая ему это, останавливая его.

– Объясни.

– Я… я была ребенком, – пробормотала она, отводя глаза. – Мои… люди хотели казнить преступника.

– Преступника?

– Насильника.

Странно, что он сейчас дрогнул, услышав из ее уст это слово, а тогда, годы назад, он не только не дрогнул, но терпел удар за ударом, не сопротивляясь.

Она неверно поняла его реакцию и кивнула головой.

– Они привели его туда, где мы жили, чтобы мой отец совершил правосудие. Но его как раз тогда не было дома, а моя мать – знатная леди – послала меня остановить их.

– Почему?

– Потому что она боялась, что, если они повесят этого насильника, моих братьев убьют из мести.

– Понятно.

– Я сделала то, о чем она просила. Я их остановила. – Фейвор крепче обхватила себя руками. – Но ровно на столько времени, чтобы подоспели его родные с вооруженными людьми. Они убили почти всех тех людей. Уничтожили их. Выкосили, словно пшеницу.

Глаза ее смотрели в никуда, на лице было написано заново переживаемое потрясение, вызванное воспоминанием. Ему надо вернуть ее назад, вырвать из той ужасной вереницы воспоминаний, которая была так хорошо знакома ему самому.

– Черт возьми, Фейвор! А что тебе еще оставалось делать?

Она нахмурилась в поисках ответа на этот вопрос, поставленный много лет назад и так и оставшийся без ответа.

– Если бы я их не остановила, они бы того парня повесили и убежали к тому времени, когда появились солдаты. И даже если бы они не успели скрыться, по крайней мере правосудие свершилось бы. Насильник бы умер.

– Ты сделала то, о чем просила мама, – рассудительно сказал Рейн. – Это не твоя вина.

У него возникло ощущение, что он ее подвел, что она продолжала жадно ждать ответа, который еще не прозвучал.

– Я знаю, – сказала она, словно он намеренно проявил тупость. – Но вина тут ни при чем. Речь не о ней. Речь о том, с чем я могу жить, что мне надо сделать.

– И выйти замуж за богатого бездельника – единственный для тебя способ жить дальше? – спросил он с сарказмом, рожденным отчаянием.

– Да. – Голос ее был далеким.

– Почему бы тогда тебе не надеть власяницу? – с горечью спросил Рейн. – Уверен, что могу найти где-нибудь бич, чтобы помочь тебе получить удовольствие. Это все-таки Уонтонз-Блаш.

– Не надо, – сказала она, не сердито, не обиженно, просто подавленно. – Это ты ведешь себя неразумно, не я. Я не первая женщина, которая выбирает мужа, руководствуясь тем, что он может принести ее семье деньги. В самом деле, мне еще легче, чем многим, так как я делаю это по собственной воле. – Фейвор беспомощно посмотрела на него. – Неужели ты хотел бы, чтобы я не подчинилась велению совести только ради того, чтобы порадовать свое эгоистичное сердце?

Рейн не мог произнести ни слова. Мог лишь стоять, постепенно осознавая последствия ее слов.

– Рейф. – Она улыбнулась застенчиво и грустно.

Он протянул руку. Она сделала вид, что не заметила ее, повернулась и отошла в сторону. Он закрыл глаза.

– Рейн, – шепнул он в ответ так тихо, что она его не услышала.

Он знал теперь, почему поэты говорят о разбитом сердце, так как в его груди разливалось что-то горячее, опустошающее и болезненное. Он открыл глаза и посмотрел на ее стройную спину. Плечи ее были опущены, словно под придавившим их бременем, поступь тяжелой.

Она остановилась, оглядела комнату, пытаясь найти повод, чтобы остаться, и понимая, что ей следует уйти.

– Ты… – Фейвор откашлялась и попыталась снова: – Ты говорил, что ищешь коробку восточной работы. – Она безуспешно пыталась говорить прежним, жизнерадостным тоном.

Он ответил ей в том же духе, стремясь найти место за пределами требований и махинаций окружающего мира, найти для них мир в этих пустых комнатах, где они искали сказочные сокровища и где они нашли другое сокровище, гораздо более ценное, которое не искали и которое им никогда не сохранить.

– Да, – тупо ответил он. – Восточную коробку.

– Темную? – На ее лице промелькнул неподдельный интерес.

– Да, – пробормотал он. – Чайная коробка.

Ее веки потемнели от усталости. Кожа без ее обычной белой пудры казалась прозрачной и напоминала о том, что человек смертен.

– Не похожа на ту? – И она указала пальцем.

Он посмотрел в том направлении. Эта комната была не так загромождена, как другие: пара шкафов с пятнами от воды; свернутый ковер, покрытый плесенью; обитый кожей дорожный сундук; а у стены огромный книжный шкаф без одной дверцы, его полки были пустыми и темными. Наверху этого чудовища стояло несколько коробок, которые из-за большой высоты книжного шкафа до сих пор оставались незамеченными. Только так, глядя вверх с противоположного конца комнаты, можно было их увидеть.