– Чего-то другого? – внезапно охрипшим голосом повторил он, разворачиваясь за ее рукой. Сьюзан чувствовала, как полыхают ее щеки. «Все дело в перемене климата, не иначе. Все дело в этом освещении, в удаленности от дома, в аромате его одеколона, к которому она уже привыкла и который так необъяснимо волнует. В легкой щетине на его щеках, жесткость которой хочется ощутить всей кожей, чтобы почувствовать себя смелой, настоящей, живой», – лихорадочно думала она, словно глядя на себя со стороны и в то же время чувствуя, как пальцы Ирвина в ее руке грубо, по-мужски подрагивают, выдавая желание своего хозяина.

– Да, ты все верно услышал, – тихо произнесла она и достала ключ от номера – плотную карточку, впившуюся в ее ладонь. – Мне хочется чего-то совершенно другого.

* * *

Сьюзан пила утренний кофе в своем номере и не могла перестать улыбаться. Ирвин уже ушел к себе, но комната хранила его запах, и Сьюзан с удовольствием вдыхала его, смешанный с ароматом молотых зерен и воспоминанием о близости, на которую решилась. Ее мысли совсем перепутались, она не понимала ни свое желание переступить черту, ни тело, которое сделало этот выбор, победив доводы разума. Но кажется, именно оно и было благодарно ей: позабытая пьянящая легкость вместо привычной утренней усталости. Хотелось сбросить халат и кружиться по комнате, но она сдержала этот ребячий порыв и глянула на часы – восемь утра. Встреча с семьей Майер назначена на десять. А это значит, они успеют быстро позавтракать.

Через двадцать минут пара уже сидела в небольшой столовой, сервированной под шведский завтрак. Постояльцы, кто в халатах, кто в деловых костюмах, наслаждались свежевыжатым соком и аккуратными бутербродами с ветчиной и омлетом.

– Я такая голодная, – жуя сосиску, проговорила Сьюзан и посмотрела на тарелку Ирвина, доверху наполненную всеми видами предлагаемых блюд, из которых овощи занимали самую меньшую часть.

– Я это уже понял, – подмигнул Ирвин, ласково разглядывая Сьюзан и не замечая утреннюю припухлость ее чисто вымытого лица. – Не волнуйся, я оценил твой жест. Сам я на такое не способен.

– Хочешь сказать, не пригласи я тебя, ты никогда бы не решился?

Он с сомнением пожал плечами.

– Ладно, – удовлетворенно резюмировала Сьюзан, – к этому мы еще вернемся. Сейчас нам нужно сконцентрироваться. Майеры ждут нас к десяти, опаздывать нельзя, мы же в Германии, здесь это расценивается как страшное неуважение.

– Тогда предлагаю поторапливаться, еще неизвестно, сколько нам ехать до их дома. Хотя я бы предпочел никуда не спешить, а подняться в номер и… – Ирвин осекся, увидев, как Сьюзан смерила его строгим учительским взглядом. – Ладно-ладно, выступаем через десять минут.

– То-то же, – поддакнула Сьюзан и допила свой сок.

Без пяти десять они стояли у резных ворот, закрывающих вход в арку, ведущую во двор-колодец, и размышляли, как попасть внутрь, так как никаких признаков кодового замка или домофона не наблюдалось. Но размышляли они недолго. Щелкнул замок, и навстречу им вышла женщина. Увидев незнакомцев, она широко улыбнулась.

– Здравствуйте, я Ани Майер, жена Вольфганга, – на хорошем английском поприветствовала она и гостеприимно посторонилась, приглашая Ирвина и Сьюзан пройти сквозь дворик, вокруг которого сомкнулись старые, увитые плющом стены.

– Очень красиво! – не удержалась Сьюзан.

– Спасибо, нашему дому почти триста лет, мы очень им гордимся. А вон там – наши окна, – Ани, широко шагая, указала на поблекшие от времени стекла с потрескавшейся рамой. – Нам запрещено ставить новые стеклопакеты, чтобы не нарушить… как это по-английски… герметичность фасада?

– Целостность. Новые бы только все испортили, – кивнула Сьюзан. – В Ирландии те же порядки.

Ирвин не проронил ни звука, храня сосредоточенность перед предстоящей беседой. После ночи, проведенной вместе, его лицо словно стало ближе, понятнее, Сьюзан могла прочесть по нему эмоции, которые раньше, казалось, были от нее скрыты. Вот он хмурит брови, размышляет о чем-то. Наверное, о том, какие слова выбрать, чтобы донести новость, ради которой они пришли.

Ани привела их в квартиру с высокими потолками, гулкими стенами и скрипящим полом. Признаки старины, которые сохранила эта семья, передавали дух времен и прекрасно сочетались с предметами обихода – комодом у стены, темно-бордовым диваном в гостиной, шкафом, забитым под завязку книгами и журналами. Где-то гулко тикали часы. Пахло лекарствами и отсыревшей бумагой, ощущался недостаток солнечного света – обратная сторона красоты подобных строений и их дворов, где большую часть времени живет тень. Вероятно, помещение приходилось часто проветривать.

Сьюзан пыталась уловить посторонние звуки и понять, есть ли в квартире кто-то еще, но, по всей видимости, они были одни. Ани усадила гостей на диван, а сама села напротив на одиноко стоящий стул, вероятно, заранее подготовленный. Женщина сложила руки на коленях и, не размыкая тонких губ, обратила свое светлое, открытое лицо на Сьюзан в ожидании.

– Ани, вы знаете, зачем мы здесь, – осторожно начала она и, увидев, как женщина моргнула вместо ответа, продолжила: – Ваш муж, Вольфганг Майер, сколько вы уже его не видели?

Ани сглотнула и показала четыре пальца. Только теперь Сьюзан стало ясно, как сильно волновалась женщина. Глаза стали почти бесцветными, а складки шеи и пухлые руки едва заметно дрожали.

– Вы не виделись четыре месяца? Я понимаю, что вам очень сложно об этом говорить, но цель нашего визита связана с вашим мужем. Нам действительно нужно, чтобы вы нашли в себе силы выслушать нас.

Ани, словно очнувшись, покачала головой и принялась щелкать пальцами. Эхо неприятного звука разносилось по комнате, когда она заговорила:

– Я знала, что этот день настанет рано или поздно. Но проходило все больше времени, и не было никаких новостей. И я примирилась с этим, я подумала, что так даже лучше…

– Что лучше, Ани? – спросила Сьюзан.

– Лучше думать, что он жив, что он где-то ездит по свету, собирает образцы, как раньше… Как если бы он был здоров.

– Вы знали о его болезни?

– О да. Конечно. Вся семья знала. Но он не хотел это обсуждать, не обращался к специалистам, считал, что только зря потратит драгоценное время. Он говорил: «Это моя болезнь, и я буду делать с ней, что захочу». Он был упрямым, и у него были свои принципы.

– Вы не искали его по этой причине?

Пожилая женщина кивнула.

– Ани, – осторожно присоединился к разговору Ирвин, – мы здесь, чтобы сообщить вам тяжелую новость. Но, судя по всему, вы в той или иной мере готовы к ней, я прав? Вашего мужа, тело вашего мужа, – поправил он себя, – нашли на рассвете на пляже в ирландской деревне под названием Россес-Пойнт. Причиной его смерти, в соответствии с официальным заключением коронера, является сердечный приступ. Пожалуйста, примите наши самые искренние соболезнования и позвольте заверить вас, что с телом Вольфганга мы обошлись самым достойным образом, который только был возможен в данной ситуации.