– Он вел себя очень мирно в своей конюшне. Я его видел. Он был спокойный.

– Спокойный? – переспросила миссис Картер.

– Он хорошо себя ведет с людьми, которые умеют обращаться с лошадьми. – Сара пнула землю.

– Юная леди, к вашему сведению…

– Всего неделю, – перебила ее Наташа. – Пожалуйста, присмотрите за ним одну неделю. Если вы найдете, что он действительно неуправляем, я организую его доставку назад. – Она посмотрела на Сару. – Потом снова будем думать, что делать.

Грузовик удалялся по подъездной дороге. Наташа вспомнила о супе, остывавшем в кастрюле на плите.

– Прошу вас, миссис Картер. Сара переволновалась, как и ее лошадь. Сегодня мы не сможем его увезти. Это физически невозможно.

Миссис Картер вздохнула. Глянула на Сару, которая перевесилась через дверь стойла и все еще пыталась успокоить своего коня.

– Я не могу гарантировать ежедневный уход.

– И ладно, – сказала Наташа, понятия не имея, о чем та говорит.

– И пусть она его держит в блоке за углом, подальше от остальных.

Хозяйка резко развернулась и потопала к своей конторе.

– Отлично! Все устроилось. – Мак улыбнулся, будто знал об этом с самого начала. – Умираю от голода. Пойдем, Сара. Пусть он придет в себя, а мы пообедаем. Сразу после обеда можешь снова к нему пойти.

Сара съела суп с рекордной скоростью и провела весь день в конюшне. Мак посоветовал оставить ее в покое.

– Она хорошая девочка, – сказал он. – Миссис Картер увидит это, если их предоставить самим себе. Обе любят лошадей. Конечно, они найдут общий язык.

Наташе не хватало его уверенности.

Когда Сара ушла, они остались сидеть на кухне. Мак раскачивался на ножках стула. Наташа видела, что он рассматривает фотографию ее родителей, которая раньше висела в кабинете их лондонского дома, фаянсовую посуду, которую она перевезла сюда.

– А Конором не пахнет, – заявил он, когда она принялась за тарелки.

Она прочитала по его глазам: это женский дом. Не было оборочек или цветочков, но пол хозяина угадывался по тому, как были расставлены предметы, по мягкости тонов и обстановки.

– Я его не купила, если ты об этом спрашиваешь. Просто снимаю.

– Я ни о чем не спрашиваю. Просто… – Мак развернулся, чтобы рассмотреть гостиную через дверной проем, – слегка удивлен.

Она не знала, что сказать, поэтому промолчала.

– Это сюда ты приезжаешь каждые выходные?

– Почти каждые. – Она вдруг смутилась, испугавшись, что может выронить тарелки.

– Никогда не думал, что тебе нравится сельская жизнь.

– А я никогда не думала, что разведусь. Но, как видишь, в жизни все бывает.

– Вы обе, и ты, и Сара, меня удивляете.

– Знаешь, ты тоже меня удивил, появившись на пороге, – как снег на голову свалился.

Наташа набрала воду в раковину, радуясь, что может заняться делом. Было странно видеть его здесь, будто он стал незнакомым для нее человеком. Иногда с трудом верилось, что они когда-то были вместе. Казалось, он так изменился, так отдалился. В ее собственной жизни мало что поменялось.

– Спасибо. – Наконец он нарушил молчание.

Она готова была ответить едким замечанием.

– За что?

– Что разрешила нам сюда приехать. Знаю, тебе это было нелегко.

В его голосе не было и намека на сарказм. Карие глаза смотрели искренне. Это ее напугало.

– Ерунда.

– В таком случае, может, пора тебе сказать, что у меня давным-давно есть жилье в Ноттинг-Хилле? – Он начал смеяться еще до того, как она обернулась. – Шучу! Таш, я шучу.

– Очень смешно. – Она с облегчением улыбнулась помимо своей воли.

– Она успокоится, знаешь, надо дать ей время, – добавил он после паузы.

Наташа застыла на месте. Значит, он тоже заметил.

Он подошел к мойке и встал рядом. Она сосредоточенно смотрела на тарелки.

– Мне кажется, Сару ничего не волнует, кроме ее Папá и этой лошади. Учитывая все случившееся, она, возможно, больше всего на свете боится потерять и его. Поэтому ведет себя так агрессивно. У нее все на лице написано.

Он протянул ей оставшуюся на столе ложку.

Возможно, для тебя, подумала Наташа. Но не стала говорить это вслух.

– Я увеличил несколько фотографий. – Мак снова сел. – Они у меня в машине. Если я заварю чай, посмотришь?

А что ей оставалось делать? Наташа постаралась не показывать, что ее передернуло, когда он стал рыться в шкафчиках в поисках кружек и чайных ложек. Оттого что чай заваривал Мак, а не Конор, она почувствовала себя изменницей, осознавая грустную иронию положения.

Они расположились в гостиной: Мак на стуле, который обычно выбирал Конор, Наташа на диване напротив. Мак перебирал стопку фотографий.

– Это место, где она его держит, словно не изменилось с викторианских времен, если бы не машина и всякие мелочи. Старик, – он показал на пожилого чернокожего мужчину в старой ковбойской шляпе, – сказал, что таких небольших дворов еще полно осталось в Ист-Энде. Было больше, но застройщики пустили их под бульдозер.

Наташа смотрела на тесный двор, пылающую жаровню, гуляющих кур и не могла поверить, что все это чуть ли не в центре города. Где-то между Стептоу и Сан скрывалось нечто потайное, магическое, осколок давно минувших времен. Там были куры, козы, крупные лошади и худенькие дети. Над штабелями палет пронесся сияющий современный поезд, его пассажиры даже не догадывались о жизни, текущей под ними. Это была территория Сары. Ее мир. Как такое место вписывается в современность? Как такая девочка, как Сара, может вообще найти свое место в жизни?

– Что скажешь?

Когда Наташа оторвала взгляд от фотографий, Мак выжидательно смотрел на нее. Ему вправду было нужно знать ее мнение.

– Никогда ничего подобного не видела, это точно.

Ее взгляд привлекла еще одна фотография – лошадь, стоящая на задних ногах, и худенькая знакомая фигурка, прильнувшая к ее шее. Выступившее из-за тучи солнце освещало голову лошади. На фоне унылой улицы конь казался неземным созданием. Вдруг до Наташи дошло, что она видела это раньше. Из окна поезда.

– Как? Они тебе понравились? – спросил Мак с нетерпением. – Я задумал выставку. Хотел показать их куратору в галерее неподалеку от Ватерлоо. Ты ее помнишь. Я там устраивал выставку три или четыре года назад. Я ему рассказал о снимках, и он хочет их посмотреть. – Мак наклонился и взял фотографию, которую она держала, в свои широкие ладони. – Мне кажется, эту надо подрезать, вот здесь. Как думаешь?

Он объяснил, что снял эту серию на пленку, а не на цифровой аппарат. Использовал свою старую «лейку», и это только десятая часть того, что было на обзорном листе. В этом месте нельзя было сделать плохой снимок. Куда ни глянешь, готовый кадр в рамке. Пройдет немного времени, и этот мир исчезнет. Так сказал ковбой. Из тридцати дворов, что там изначально были, осталось не больше пяти. Возможно, получится серия. Мак говорил охотно, увлеченно, как не говорил о своей работе многие годы. Наконец он замолчал.