– Френни, – сказал он. – Мы с тобой созданы друг для друга. И вот доказательство: ты приехала.

Она не знала, что делать: остаться или уйти.

– Ты же не бросишь меня сейчас, – настаивал Хейлин, и она уже была готова сказать, что никогда больше его не бросит и они всегда будут вместе, но тут дверь открылась и в палату вошла высокая светловолосая девушка лет двадцати. В клетчатой юбке, голубом кашемировом свитере и вязаном шарфе. Очень хорошенькая, с сияющей улыбкой, раскрасневшаяся после прогулки вдоль реки Чарльз, где было ветрено и морозно, о чем она сразу и сообщила присутствующим. Хотя на улице дул сильный ветер, ее аккуратная прическа даже не растрепалась. В руках она держала большой пакет с пончиками с мармеладом.

– Я вся заиндевела! – сказала она. – Господи, Хейлин, я вчера чуть с ума не сошла от беспокойства. – Она подошла к койке Хейлина. – Я позвонила твоим родителям только сегодня утром. А то они бы не спали всю ночь. – Она сняла шарф. – Я никуда не уйду, пока врач мне не скажет, что с тобой все хорошо.

– Со мной все хорошо, – раздраженно ответил Хейл, не сводя глаз с Френни.

Девушка была настолько поглощена Хейлином, что не сразу заметила Френни, стоявшую у окна в длинном черном пальто.

– О, привет! – весело проговорила девушка. – Я тебя не заметила.

Луис постучал клювом в стекло, но Френни сейчас было не до него. Ее сердце бешено колотилось в груди. Она побледнела как полотно, и от этого ее веснушки сделались еще ярче.

– Привет, – сказала она, и ее голос дрогнул от возмущения и обиды.

Девушка подошла к ней и протянула руку для рукопожатия.

– Я Эмили Флуд.

Когда непрошеная гостья подошла ближе, у Френни перед глазами пронесся вихрь картинок.

– Ты из Коннектикута, ты училась в частной школе для девочек, и ты соседка Хейлина по общежитию.

– Все верно! Откуда ты знаешь? Я не то чтобы соседка, но раз уж я провожу у него каждый вечер, то, наверное, можно сказать и так. И оно только к лучшему. А то кто вызвал бы ему «Скорую»? Хейлин у нас настоящий стоик. Он бы так и лежал на полу без единой жалобы, пока у него не разорвался бы аппендикс.

– А, так это ты его спасла, – сказала Френни.

– Френни. – Хейлин поморщился, словно от боли.

Эмили посмотрела на Хейлина, потом – на Френни.

– Ты Френни? Я столько о тебе слышала! Какая ты умная и замечательная.

– На самом деле я дура. – Френни подняла с пола сумку, которую бросила, когда забралась на койку к Хейлину. – И я слишком тут засиделась.

Хейлин вскочил с койки, схватившись за бок и чуть не опрокинув капельницу. Эмили придержала ее и не дала ей упасть, но на Эмили никто не обращал внимания.

– Френни, не уходи, – сказала Хейлин. – Все изменилось. Тебя не было два года.

Ему хватило наглости упрекать Френни в присутствии Эмили Флуд. Френни подумала, что если эта хорошенькая соседка скажет ей хоть одно слово, то она за себя не отвечает.

– Все верно, – сказала она. – Я не смогла поехать в университет. Не смогла стать твоей соседкой.

Она пошла к двери мимо умирающего старика. Пелена тьмы уже сомкнулась вокруг него плотным коконом, но когда Френни остановилась и положила руку ему на лоб, он благодарно вздохнул. Все закончилось быстро и тихо, и Френни оставалась с ним до конца. Потом она вышла из палаты, хотя Хейлин просил ее не уходить. Она бежала бегом всю дорогу до вокзала, сердце глухо билось в груди. Эмили. Его соседка. А чего она ожидала? Она сама оттолкнула Хейлина. Она велела ему уезжать и никогда не оглядываться назад.

В поезде Френни пылала яростью и обидой. Приехав в Нью-Йорк, она не стала брать такси: шла до дома пешком в темноте. В ту ночь она плакала черными слезами и перепачкала всю постель. Она легла не раздеваясь: в той же одежде, в которой лежала рядом с Хейлином. Одежда еще сохранила его запах. Утром Френни вышла в сад.

Джет увидела ее в окно и тоже вышла на улицу. Они вместе уселись на заднем крыльце. Пошел снег, но сестры остались сидеть.

– Он нашел другую, – сказала Френни.

– У него никогда не будет другой.

– Ну, вот уже есть. Ее зовут Эмили. Она проводит с ним каждый вечер.

– Лишь потому, что ты сама заставила его уйти.

– Как бы там ни было, он теперь с ней. – Это было ужасно. Френни расплакалась. Ей было так больно… Она закрыла лицо руками и разрыдалась еще сильнее. – Да, я заставила его уйти, и теперь у него есть другая. Так ему будет лучше.

– Люби его, если хочешь любить, – сказала ей Джет. На морозе шрам у нее на лице сделался ярче, стал почти фиолетовым. – И черт с ним, с проклятием. Ты не обязана повторять те же ошибки, которые совершали все женщины в нашем роду.

– Почему у меня должно быть по-другому?

– Потому что ты сможешь перехитрить проклятие.

– Это вряд ли, – печально проговорила Френни.

– Ты сможешь, – настойчиво повторила Джет. Вовсе не нужно иметь дар ясновидения, чтобы это понять. – Вот увидишь.

В один погожий весенний денек 1966 года Эйприл Оуэнс приехала в Нью-Йорк на междугородном автобусе и вошла в Гринвич-Виллидж со стороны Сорок второй улицы. Она познакомилась с Френни, Джет и Винсентом почти шесть лет назад, но у нее было такое чувство, словно она их знала всегда, поэтому она и не стала предупреждать их о своем приезде. Решила сделать сюрприз, рассудив, что ей будут рады. Прогулка получилась довольно долгой, но Эйприл нисколько не возражала. Ей хотелось лишь одного: быть свободной. Свобода – священное право каждого человека независимо от его прошлого. Эйприл осталась такой же неистовой, дерзкой и яркой, как раньше, и она до безумия любила свою дочь. И когда пятилетняя Реджина, обычно послушная, тихая девочка, стала капризничать и жаловаться на усталость, Эйприл без слов подхватила ее на руки и несла от самого Пенсильванского вокзала.

Реджина была одета в белую футболку и пышную юбку из органзы – такой наряд она называла «принцессиным», но сейчас она была очень усталой принцессой. Она заснула на руках у мамы и во сне стала как будто еще тяжелее. Ну, ничего. Эйприл продолжала шагать вперед. Она была в джинсах и замшевой жилетке, отделанной бахромой. Волосы она заплела в две косы, связав их кожаными шнурками с разноцветными бусинами. В центре города, где сплошные мужчины в костюмах и женщины в элегантных платьях, она выделалась в таком наряде, но в Гринвич-Виллидж мгновенно слилась с толпой. Она нашла дом номер 44 на Гринвич-авеню и позвонила в дверь. Дом ей понравился. Понравились деревья в саду, магазинчик магических снадобий, школьный двор по соседству, куда ребятишки высыпали на перемену.

Дверь открыла Джет. Она обняла Эйприл и ее дочку, которая была очень похожа на Френни, только не с рыжими волосами, а с черными, как у Джет и Винсента. В первый раз после смерти Леви Джет почувствовала себя счастливой, глядя в лицо пятилетней племянницы. Девочка даже не стала сердиться, что ее разбудили и представили какой-то незнакомой тете. Она была не по-детски серьезной, крепко пожала Джет руку и сказала: