Он замирает. Смотрит на меня сегодня как-то странно… Понять не могу основного посыла. Но в груди вдруг заламывает. Жжет не только сердечную мышцу. По диагонали рубит и уходит куда-то под руку. Сжимает кольцом, выбивая густой и громкий выдох.

— Я снова забыла закрыть входную дверь? — пытаюсь понять, по какой причине Миша здесь. Что хотел сказать? Почему сейчас молчит? — Сахар?

Он неожиданно усмехается. Коротко так и как-то грустно… Две секунды спустя кажется, что и не было никаких эмоций. Не прорывались.

Тихомиров начинает идти ко мне, а я не соображаю, куда деться. Что ему на этот раз надо? Шумно выдыхаю, когда он заставляет меня отложить кисть и встать. Встречая его взгляд, не сразу вдохнуть могу.

— Перестань меня… — начинаю, едва получается захватить воздух.

Но приток кислорода резко прекращается, когда Миша наклоняется и, обхватывая ладонями мое лицо, запечатывает мой рот своим.

За те дни, что он меня игнорировал, я вновь выстроила стену. Она была высокой и прочной. Сейчас же… Стена разлетается. Вдребезги.

Тянусь к нему руками и отвечаю. Сама целую, обнимаю, пробираюсь ладонями в ворот футболки… Как и в прошлый раз очень быстро раздеваемся. Не хотим разговаривать. Есть желание, которое скопилось за эти дни — ласкать друг друга. Потому что иначе выразить эмоции, которые рвут душу, не получается.

Я не знаю, что это за слепое отрицание. Мне кажется, страх… С моей стороны так точно. Я уже приняла то, что Миша обрушил в первую ночь. Больше не готова пока.

Да, черт возьми, мне очень страшно. Очень. И я прошу себя остановиться. Но моя душа меня не слышит. Сейчас она управляет телом.

Практически не прекращая целоваться, мы забираемся на кровать. Миша ложится на спину и тянет меня сверху. Я сажусь, наши ладони сплетаются. Чувствую промежностью раскаленный член, и по телу дрожь идет. Я не могу перестать смотреть Мише в лицо, а он спускает взгляд на мою грудь. Примерно представляю, что видит — кожу в мурашках и торчащие соски. Я возбуждена, мне за это нисколечко не стыдно. С Мишей это кажется естественным. Он ведь только так мне раскрывается, отпускает себя, выражает чувства, о которых я когда-то мечтала.

Не хочу думать, что не будь я два года назад такой нетерпеливой, постепенно все это получила бы… Не хочу.

Я в стадии отрицания, да.

Расцепив наши пальцы, Миша приподнимает мои бедра, чтобы направить внутрь меня член. Ловлю равновесие, упираясь ладонями ему в грудь.

Глаза в глаза. Он проникает.

Медленно… Очень медленно сажусь…

Отрывисто выдыхаю, когда дохожу до упора. Чувствую промежностью его пах. Невольно сжимаю внутренними мышцами. Слегка откидываю голову, когда по телу очередная волна дрожи идет. Из распахнутых губ слетает какой-то сиплый стон.

Первый раз оказываюсь в такой позиции, но Мише не приходится говорить мне, что нужно делать. Я сама хочу двигаться. На инстинктах. Скользнув ладонями ниже, останавливаюсь на каменном прессе Непобедимого. Приподнимаюсь и опускаюсь. Раз, второй, третий… Движения становятся ритмичнее и быстрее.

Миша находит руками мою грудь. Сминает ее, выкручивает соски.

Постанываем тихо, но почти непрерывно. Громко дышим. И зрительный контакт сохраняем. Нам это важно. Ему и мне.

Однако едва я приближаюсь к пику, Миша издает какой-то протяжный рык и перехватывает инициативу. Не давая мне кончить, опрокидывает спиной на матрас. Нависая, замирает. Смотрим друг на друга, учащенно и шумно дыша. В тот момент визуально секс продолжается. Да, трахаемся зрительно. Это в какой-то мере по эмоциям даже сильнее, чем физический контакт. А уж когда Тихомиров снова входит в мое тело и начинает двигаться, меня точечной волной перебирает. По миллиметру удовольствие пробивает, задерживаясь на доли секунды в каждой клетке и взрываясь там. Только потом дальше, заставляя меня выгибаться и абсолютно бесконтрольно стонать.

— Миша-Миша…

Он так идеально в этот момент двигается внутри меня. Просто идеально. Скорость, угол, глубина проникновения — все совпадает. И я распадаюсь на частички. В этот момент Непобедимый стонет громче меня. Продлевая мое удовольствие, сохраняет темп, пока я не обмякаю. Толчок, второй, третий самый резкий и глубокий, будто он стремится навсегда во мне остаться, стремительное движение назад… Кончает. В этот момент полностью обездвиживает меня, прижимает собой к матрасу так, что тот со скрипом прогибается. Не вижу его лица, перед глазами все еще плывет, но чувствую твердые губы на своих губах, горячий язык в своем рту… Принимаю всю его страсть. А сейчас ведь максимум Непобедимый выдает. Он содрогается и почти кусается. Жестко целует. Как-то рвано и все еще голодно.

Ненасытный…

Утверждает это пару минут спустя. Сначала вроде отпускает меня. Я встаю, иду в ванную, но, едва забираюсь в душ, Тихомиров неожиданно присоединяется. Сводит с ума — губами и руками. Трахает стоя.

— Миша-Миша… — шепчу почти безостановочно.

Бессознательно.

Всем телом дрожу. Каждой своей клеточкой. А после второго оргазма долго сама на ногах стоять не способна. И это на самом деле отличное оправдание, чтобы прижиматься к Мише, обнимать его и… дышать им. Знаю, что это в нашей ситуации неправильно. Даже губительно. Но ничего с собой не могу поделать.

Мне, конечно же, хочется спросить: «Миша, что мы делаем?» Этот вопрос так громко внутри меня кричит. Вот только вслух признать, озвучить, сорвать новые слои плоти — не могу. Этот нарыв еще глубже.

Миша тоже молчит.

Вот и получается, что как только мы расходимся, возобновляется холодная война. Единственное, сразу после близости открытой агрессии не проявляем. Ни я, ни Тихомиров. Он почему-то остается дома. Не понимаю, как проходит его тренировочный процесс. Вообще ничего не понимаю…

Пару часов рисую. Пока Миша снова не появляется в моей комнате.

— Обедать будешь?

Я теряюсь от этого вопроса. Голос не то, чтобы холоднее… Сейчас он нейтральный. Но сама суть фразы звучит как ненавязчивое предложение.

— Да, — выговариваю, как только проясняется сознание. — А что… Что-нибудь приготовить?

Успеваю себя отругать, что даже не подумала об обеде.

— Уже все готово, — сообщает Миша, немало удивляя меня. — Пойдем.

Я даже не спрашиваю, что именно будем есть. Мне все равно. Киваю, поднимаюсь и иду мыть руки.

На кухне обнаруживаю накрытый стол.

— Спагетти? — охают чересчур бурно. — Я думала, ты не любишь.

— Не люблю, — привычно хмурится Тихомиров.

Неужели только ради меня?

— Это самое быстрое, что можно было приготовить.

Конечно. Только поэтому. Понимаю.

Все нормально. Нет повода расстраиваться.