— Хорошо!

Переговоры заканчиваются, но я еще какое-то время стою. Вдруг он выйдет? Или что-нибудь еще скажет.

Тишина.

Возвращаюсь в кухню и в подавленном настроении заканчиваю с ужином. Для Миши делаю рыбу на гриле. Хоть он крайне редко ест то, что я готовлю, иначе я не могу. Накрываю на стол и пишу ему сообщение.

Полина Аравина: Приходите ужинать.

Тихомиров читает и ничего не отписывает. Я уже начинаю нервничать, что отправит одного Егора. Но мгновение спустя слышу шаги обоих.

Застываю перед дверью. Хочу посмотреть Мише в глаза. Жду этого. Жажду. И… в последний момент отворачиваюсь. Склоняя голову, сажусь за стол.

— Трубочки! — радуется Егор.

— Да, — улыбаюсь ему. — Ты же заказывал.

— Спасибо!

Миша помогает сыну забраться в его высокий стул и садится сам.

Я не могу сдержать радости, которая захлестывает меня только от того, что он будет есть мою стряпню. Резко вскидываю взгляд. Игнорируя колотящееся на разрыв сердце, улыбаюсь ему.

— Приятного аппетита!

Он меня, конечно же, остужает, словно глыба льда. Врезаюсь в нее, как в стену.

— Взаимно, — отзывается сухо.

Я густо краснею. Воздуха не хватает. И вообще… Охота вдруг расплакаться.

— Спасибо, — бормочу, опуская взгляд в свою тарелку. — Приятного аппетита, сынок, — подаю Егору вилку.

— Спасибо!

Мужчины принимаются за еду, а у меня аппетит пропадает. Копошусь вилкой в макаронах, наблюдая за тем, как тянется сыр. Дышу как-то усиленно. О не утихающем сердце вообще молчу — оно не знает меры.

И, в конечно итоге, я, естественно, не выдерживаю.

Снова вскидываю взгляд, сталкиваюсь с Мишиным и приглушенно выпаливаю:

— Ты на что-то злишься?

— Ночью узнаешь, — выносит, как приговор.

И продолжает есть, не думая, что я после этого даже дышать не способна.

Полина

После ванной дольше обычного засиживаемся с Егоркой в гостиной перед телевизором. Специально выбираю его любимые мультики, чтобы он был увлечен и не просил отца ему читать. Миша, конечно же, с нами сидит. Втроем на одном диване — так запросил наш сынок.

Делаю вид, что не замечаю взглядов, которые Тихомиров то и дело на меня бросает. Полумрак должен защищать, но он почему-то лишь обостряет напряжение.

— Смешной… Сильный… Крутой… — комментирует периодически персонажей Егорка. — Не-по-бе-ди-мый! — последнее старательно и выразительно по слогам выговаривает. Я учила когда-то, после переезда в Москву забыла. А сын смотрит на Мишу и добавляет: — Мой папа! — пальчиком на отца указывает.

Потом и вовсе забирается к Тихомирову на руки. Тот, конечно же, его сразу же обнимает.

Я утыкаюсь в телефон. Как раз Мира строчит сообщения. Снова наседает на меня с выставкой.

Полина Аравина: Я не успею уже. Отстань, пожалуйста.

Мирослава Тихомирова: Успеешь. Не отмазывайся. Вот, что ты сейчас делаешь?

Полина Аравина: Собираюсь спать.

Мирослава Тихомирова: Одна?

Полина Аравина: Сладких снов, дорогая!

Мирослава Тихомирова: Уф… И тебе сладких! Мише тоже передай!

Полина Аравина: Не буду я ему передавать. Сама пиши.

Мирослава Тихомирова: Типа вы не рядом сейчас?

Полина Аравина: Мы рядом, только потому что Егор еще не лег.

Мирослава Тихомирова: Ну да, конечно…

Следом за этим сообщением Мира отправляет эротическую гифку — точно кадр из порно. Вздрагиваю и резко отворачиваю телефон от скачущего рядом Егора. Шумно выдыхаю и быстро набираю ответ.

Полина Аравина: Ты сумасшедшая? Со мной ребенок!

Мирослава Тихомирова: Сорри. Прячь экран, когда я тебе пишу.

И все?

Мирослава Тихомирова: Я переживаю за тебя, Полин. Давай уже как-то выплывай. Начни с чертового рисунка!

— Мама, смотри, смотри, — выкрикивает Егорка, заметив, что я все реже сосредотачиваюсь на экране.

— Я смотрю, малыш. Очень интересно!

Взгляд, которым меня награждает Тихомиров, следовало бы запечатлеть на фотографии и лечить выказанным им презрением манию величия у самых безнадежных психопатов.

Втягивая голову в плечи, наклоняюсь обратно к телефону.

Полина Аравина: Не могу больше переписываться с тобой. Егор требует внимания.

Мирослава Тихомирова: Егор? Или, может быть, Миша?

Резко ахаю, когда на весь экран высвечивается новая порно-гифка. И что самое худшее, в этот раз мне кажется, что ее увидел Тихомиров. Мне и без того стыдно, так он еще добивает ядреной смесью своих эмоций. Расщепить все невозможно. Точно чувствую, что Миша презирает меня еще сильнее и не против убить. Конечно, на этот раз натуральным образом.

Полина Аравина: Ты ненормальная! Серьезно, мне пора.

Мирослава Тихомирова: Ладно. Завтра поговорим нормально. Сладких, принцесса!

Полина Аравина: Сладких!

Как только я откладываю телефон на тумбочку, напряжение усиливается. Возможно, потому что теперь мне не на что отвлекаться. Фокусируюсь и вязну в густом вареве своих и Мишиных эмоций. Вместе мы составляем взрывоопасную формулу. В какой-то момент даже дышать тяжело становится. И это я еще не смотрю на Тихомирова. Только боковым зрением держу подобие контроля. Хоть умом и понимаю, что Миша не собирается ко мне прикасаться.

Замечаю, что Егорчик выдыхается и притихает. Но когда я говорю:

— Сынок, пойдем спать?

Малыш, естественно, отказывается.

— Нет! Еще чуть-чуть!

Последнее у него всегда так забавно получается — цуть-цуть. Не могу не улыбнуться. Не настаиваю, потому что время отбоя вроде как еще не подошло.

— Пятнадцать минут, малыш, — предупреждаю по привычке.

Люблю точность. Даже если сын еще не понимает, сколько это, он получает представление, что есть какой-то рубеж, который я контролирую. И по истечении этого времени, как правило, не капризничает.

Но сегодня все же вырубается быстрее. Уже через восемь минут слышу его сопение. Поворачиваясь, вижу, как Миша прижимает его к груди и поднимается, чтобы отнести в детскую. Выключаю телевизор и иду следом. Игнорируя присутствие Тихомирова, наклоняюсь, подтыкаю одеяло повыше и целую в лобик. Выпрямляясь, сразу же иду в свою спальню.