По плану 8-я пехотная бригада должна была овладеть высотами на гряде холмов Перье. Затем через гряду должна была проследовать и двигаться дальше на Кан 185-я бригада, в состав которой входили три пехотных батальона и всего один танковый полк. Предполагалось, что в точке сбора под Эрманвилем на танки Стаффордширского кавалерийского полка сядут солдаты Королевского Шропширского легкого пехотного полка и вместе они пойдут в авангарде наступления на Кан. Справа их должен был поддерживать 2-й батальон Королевского Уорикширского полка, слева – 1-й батальон Королевского Норфолкского полка.

В 11:00 все три пехотных батальона прибыли к месту сбора под Эрманвилем, но вот стаффордширцев и следа не было. Необычно высокий прилив оставил береговую полосу шириной меньше десятка метров, и танкам было просто не развернуться. Все дороги к югу простреливались немецкой артиллерией, то и дело на дорогах возникали заторы до самого пляжа, машины вспыхивали одна за другой. Идти напрямик, по бездорожью, было нельзя – не позволяли минные поля. Командир бригады мучительно искал выход: можно ли решиться на атаку пехоты без поддержки танков. Прождав целый час, он приказал пехотинцам выступать.

Тем временем 8-я бригада обнаружила, что атаку на гряду Перье сдерживают два опорных пункта немцев, помеченные на английских картах наименованиями «Хиллмен» и «Моррис». «Моррис», вооруженный 105-мм орудиями, удалось взять довольно быстро – его павшие духом защитники сдались через час, – но «Хиллмен» оказался куда более крепким орешком. Этот опорный пункт, занявший прямоугольник размером примерно 550 на 360 метров, состоял из глубоких бетонированных дотов и стальных куполов, связанных между собой ходами сообщения. Лишившись помощи кораблей огневой поддержки (погиб находившийся на берегу офицер – корректировщик артиллерийского огня), 1-й батальон Суффолкского полка действовал в кошмарной обстановке – ему пришлось пробиваться через минные поля и заграждения из колючей проволоки под непрерывным орудийно-пулеметным обстрелом со стороны противника.

Батальон запросил танковой поддержки, и ему в помощь направили батальон Стаффордширского полка, в котором так нуждались под Эрманвилем. Тем самым скудные танковые силы, выделенные для наступления на Кан, были ослаблены до предела. Укрепление «Хиллмен» имело очень широкий сектор обстрела, обойти его стороной наступающей 185-й бригаде оказалось нелегко, и норфолкцы потеряли 150 человек. В этом укреплении находился штаб немецкого 736-го пехотного полка, и командир позаботился о том, чтобы его подчиненные «сражались со всей решимостью до последнего человека». В некоторых случаях обороняющихся можно было «выкурить из дотов единственным способом: саперы закладывали мощные заряды взрывчатки и дот взлетал на воздух вместе со своими защитниками». Командование 3-й пехотной дивизии было хорошо осведомлено о существовании «Хиллмена» – он был помечен на всех картах, – но, к сожалению, серьезно недооценило его опасность.

Итак, в боях за «Хиллмен» англичане понесли немалые потери, но еще хуже пришлось 60 000 мирных жителей Кана. В 13:45 на город посыпались бомбы тяжелых бомбардировщиков Королевских ВВС – осуществлялась стратегия перекрытия всех путей для подхода немецких подкреплений, и бомбежки продолжались длительное время почти без перерывов. Утром с воздуха были разбросаны листовки с текстом «чрезвычайного обращения Верховного командования Союзных экспедиционных сил», призывавшего население покинуть город и укрыться в сельской местности, но проку от обращения было мало. Лишь несколько сотен жителей успели покинуть город до начала бомбардировок.

Молодой боец Сопротивления Андре Хайнц наблюдал, как подошли в строю боевые машины, как с визгом пошли вниз бомбы. От взрывов зашатались дома. Некоторые, казалось, вот-вот развалятся, но потом каким-то образом им удавалось устоять. А иные и разваливались, и рухнувшие фасады заваливали обломками узкие улочки. От разбитых кирпичей в воздух взметнулись тучи пыли, и из нее, словно из-за дымовой завесы, появлялись люди. С головы до ног покрытые слоем беловатой пыли, они были похожи на привидения. Многие придерживали поврежденные руки и плечи. Но еще больше было тех, кто оказался погребен под развалинами своих домов вместе с детьми – в то утро занятия в школах отменили. Один врач, спешивший в больницу, увидел охваченное огнем здание самого большого в городе универмага «Монопри». Бомбы разрушили водопровод, поэтому местные пожарные команды едва ли могли бороться с огнем.

Среди полностью или частично разрушенных больших зданий оказались Мужское аббатство[119]– огромная круглая базилика с пятью шпилями, – герцогский дворец, построенный в XIV в., колокольня, восходившая ко временам Вильгельма Завоевателя, изящная, богато украшенная церковь Сент-Этьен (Св. Стефана) и «Гар рутьер» – массивное здание железнодорожного вокзала в стиле ар-деко[120]. В ходе налета несколько бомбардировщиков были сбиты. Один из них загорелся и, падая, сорвал крышу со старинной помещичьей усадьбы, а затем врезался в землю в парке, недалеко от Карпике. Над местом взрыва взметнулся огненный шар, стали рваться боеприпасы. Один из очевидцев писал: «Это было похоже на галлюцинацию – на фоне пламени вырисовывались силуэты перепуганных до смерти коров, которые галопом носились туда-сюда».

Незаурядную храбрость и решительность выказала молодежь города. Многие уже состояли в Défense Passive – добровольческих отрядах первой помощи, – и еще больше молодых людей вступили в эти отряды, не теряя времени. По заваленным обломками улицам не могли проехать машины «Скорой помощи», поэтому раненых приходилось доставлять на носилках прямо в госпиталь экстренной помощи, развернутый в женском монастыре Бон-Совер (Доброго Спасителя). Санитары-добровольцы, пробираясь через завалы, обливались потом под ношей – на носилках лежал очень грузный мужчина, – а он вздыхал и все извинялся: «Ах, если б я не был таким толстым!» Часть добровольцев приступила к расчистке руин в поисках погребенных под ними людей. Один молодой человек из Défense Passive застукал мародера на месте преступления и пригрозил ему арестом. Тот лишь рассмеялся – у молодого парня не было оружия. Тогда рассерженный юноша взмахнул лопатой и нечаянно перебил мародеру сонную артерию. В карманах грабителя обнаружили немало драгоценностей и (как поговаривали) отрезанную женскую кисть, унизанную перстнями.

Не избежал потерь и повреждений и монастырь Бон-Совер. Одна монахиня нырнула в воронку от бомбы, но другая разорвалась рядом и погребла женщину в ее укрытии. В одном из зданий за пределами монастыря находился приют для душевнобольных. Туда угодила серия бомб, сброшенных уже в конце налета. Несколько больных были убиты, остальные отчаянно испугались и вопили, вцепившись в прутья решеток. Сестра Андре Хайнца ассистировала хирургу в импровизированной операционной, и брат тоже решил помочь. Увидев лужи крови, он подумал, что можно намочить в них простыни и разложить на траве, чтобы летчики видели: здесь находится больница. Когда кровь высохла, она потеряла ярко-красный цвет, но на следующее утро красный крест восстановили, разложив красные ковры и выкрашенные полотнища.