Разумеется, не ради моей скромной персоны – скорее очередная операция против Невидимой Армии.

Правда, для меня это мало что меняет…

Чтоб им в полынье утонуть!

Пришлось ещё больше удалиться от магистралей. Я ехал через заброшенные деревни, через пустые посёлки, где из каждого окна веяло безнадёгой и смертью.

Потратил лишнюю пару часов и добрался только к вечеру.

Когда-то здесь был элитный санаторий.

Сейчас – не менее элитная клиника.

Десять гектаров леса, обнесённых забором в два человеческих роста, мордатые вооружённые охранники на КПП…

Фейс-контроль я не прошёл.

– Это тебе не районная больница, – важно объяснил старший охраны. – Только по предварительной записи! По личному указанию Артёма Павловича!

– Мне и нужен Артём Павлович!

– Он не давал указаний.

– Так позвоните ему!

– Сегодня его уже не будет. Приходи завтра.

Завтра?!

У меня потемнело в глазах.

Я из кожи лез, чтоб успеть. И я уложился в срок! Я смог! Не для того, чтоб какой-то холёный бездельник…

Пистолет с разрывными пулями оттягивал карман моей куртки. Он так и просился наружу – чтоб оказаться стволом под носом у охранника!

Я стиснул зубы.

Нервы!

Слишком много всего было за последние два дня…

Можно было б самому дозвониться до главврача, только я не помню номера. Он был забит на карту памяти в старом телефоне.

Я присел на травку и достал планшет. Отыскал сайт клиники. Там имелся единственный номер – приёмного отделения.

Я набрал.

И получил тот же ответ:

– Артёма Павловича сегодня не будет.

– Передайте – это по поводу Колесниченко! Он знает.

– Обязательно передадим, но, к сожалению, не раньше, чем завтра, – как только он появится…

Враньё!

Ладно. Я ведь – трикстер.

Спрятал телефон и планшет. Сел на мотоцикл и отъехал подальше.

Оставил его в чаще. Вернулся к забору. Прошёлся вдоль него, выбирая подходящее место.

Кое-где ограда уходила в низину.

Ага, если влезть на вон то дерево, проползти вдоль ветки – она согнётся, и я окажусь почти над забором…

Я уже карабкался по стволу, когда в кармане запиликал телефон.

– Алло!

– Здравствуйте, это Артём Павлович. Вы хотели со мной поговорить?

– Я достал деньги!

Через пять минут я был у него в кабинете. Расстёгивал рюкзак и доставал пачки купюр в банковской упаковке.

– Пересчитайте! Тут ровно сто тысяч долларов – как договаривались.

– Очень хорошо, – кивнул он. Разорвал упаковки и проверил банкноты – лично.

Кроме нас двоих, никого в кабинете не было.

– Всё в порядке, – улыбнулся Артём Павлович. – Что ж, тогда с утра начнём основной этап регенерации…

– Как он себя чувствует?

– Кризис миновал. Но состояние – стабильно тяжёлое.

Я нервно скомкал обрывок банковской упаковочной ленты.

Главврач махнул рукой:

– В нашей ситуации даже отсутствие отрицательной динамики – уже неплохо. Если начнём завтра – думаю, есть шанс его спасти…

– Капкан! – ору я отчаянно. Хотя знаю, что поздно. Воробей уже там – на пространстве, очерченном невидимой линией. А через долю мгновения линия становится реальной, ослепительно-яркой.

Воздух между «медузами» озаряется сполохами. Мутные шары вспыхивают пламенем. Воробей развернулся, пытается бежать назад. Ноги его не слушаются. Он споткнулся, сейчас упадёт…

А я жду. Жду и смотрю сквозь стену прозрачного огня…

Главврач говорил, сыпал медицинскими терминами. А я сидел, полуприкрыв глаза.

Да, теперь сделал всё, что мог.

Это одна из лучших клиник для пострадавших от аномалий. Конечно, такие пострадавшие тут бывают нечасто. Главврач о многом догадывается, но лишних вопросов не задаёт.

Месяц назад я отдал ему сто пятьдесят тысяч.

И, в сущности, не очень переплатил.

Клеточная регенерация – чертовски дорогая процедура. Лишь в трёх российских клиниках есть необходимое оборудование. А в Европе и Штатах – всё в несколько раз дороже…

– Скажите, доктор, есть ли надежда на полное выздоровление?

– Надежда есть всегда. Но впереди у нас длительный процесс…

Да. Длительный и трудный.

Это только высшие умеют регенерировать сами.

– Я могу его увидеть?

– Разумеется. Но сейчас у него жена и сын. Если хотите…

– Не надо, – качнул я головой. – Заеду позже.

– А что у вас с ногой?

– Пустяки.

– Можно взглянуть?

Мне обработали рану на голени, заново перевязали, вкололи антибиотик. Несколько минут я отдыхал в кресле возле крохотного фонтана.

Потом вышел на крыльцо. Двинулся по главной аллее.

Запрокинул голову и посмотрел в окно – второе слева на третьем этаже. Там – палата, где лежит Воробей.

Там сейчас Ирина.

Когда мы виделись – единственный раз, – она плакала у меня на груди, плакала и бессвязно благодарила за деньги. А мне… было бы легче, если б она бросилась на меня с кулаками. И обругала, как последнюю сволочь.

В окне что-то мелькнуло.

Я рассмотрел детское лицо по ту сторону стекла. И отвернулся.

Двинулся вперёд по аллее.

Вдруг вспомнил, как Воробей рассказывал о своей мечте – поехать с сыном в Крым и подняться на Аю-Даг. Ещё в детстве, до Сумерек, он ходил туда горной тропой: «Представляешь, Тень, весь посёлок сверху – как на ладони, долина с виноградниками – будто ковёр с зелёным узором. А море сверкает, и где-то в дымке у горизонта угадывается мыс Меганом…»

Он мог полчаса обо всём рассказывать. И иногда надоедал.

Но то была хорошая мечта…

И она бы обязательно исполнилась – если б я не прощёлкал медузу!

«Себя ты не обманешь, Тень. И по справедливости именно ты должен был сдохнуть в капкане…»

Вот и кончилась аллея.

Больше я не оглядывался. Миновал КПП.

Отыскал в лесу мотоцикл. Постоял несколько минут, прислонившись к дереву, слушая щебетанье птиц. Хотелось упасть в траву и закрыть глаза.