— Нет, — с ходу ответил я. — На город десант не сбрасывают — велика опасность получить травму при приземлении, да и десант не сможет собраться быстро в один кулак. Промахнулись немцы, ветер не учли.

— Ты гляди, какой догадливый. Я также мыслю. Еще вот думаю — дорогу они оседлать хотели, что от Сафоново к Дурово идет. Излюбленная их тактика — дороги в тылу захватывать да связь резать. Ты откуда такой смекалистый, сержант?

— Танкист я.

— Это я по комбинезону догадался, — улыбнулся лейтенант. — А чего не на танке воюешь?

— Подбили — сгорел танк. Нынче в пехоте обретаюсь.

Лейтенант задумчиво смотрел на меня, думая о чем-то своем:

— Пойдешь ко мне в разведку? Я из 38-й дивизии, группа генерала Константина Рокоссовского. Слыхал про такого?

— Приходилось.

— Я — командир взвода дивизионной разведки. Мне такие, как ты, — во как нужны! Хорошо действуешь, сержант, — находчиво, по обстановке.

В душе всколыхнулись полузабытые юношеские мечты о разведке, вспомнились рассказы о смелых рейдах бесстрашных, неуловимых разведчиков за линию фронта, добытых «языках», раскрытых планах неприятеля и — чего скрывать — мечты об ордене Красной Звезды на груди или хотя бы медали. Но сейчас шла страшная война, и я понимал, что разведка — не столько романтика, сколько нелегкий труд, который не каждому солдату и по плечу. Но именно к такой солдатской работе тянулась моя деятельная натура. Коль уж приходится воевать, лучше так, чем прозябать в окопах, когда инициатива зачастую наказуема, а сзади «прикрывает» заградотряд.

Потому и думал я недолго:

— Пойду, — выдохнул я.

— Только смотри, — предупредил лейтенант, — не говори потом, что страшно, что уйти хочешь. У нас закон один: рубль вход, два — выход.

— Я два танка потерял, не пугай.

— Тогда идем в штаб, я с переводом улажу.

— У меня товарищ там, из танкистов безлошадных. Ждет меня. Предупредить его надо.

— Тогда пошли.

Бориса я застал у мотоцикла. Увидев нас, он показал пустую ленту пулемета:

— Эх, знатно я по парашютистам пострелял, как в тире.

Я понимающе кивнул:

— Борис, я вот к товарищу лейтенанту перехожу, в разведку. Ты уж сам в роту, на позиции возвращайся.

— Рисковый ты парень, Петя. У них во взводе личный состав за месяц меняется. Ладно, удачи тебе. Не поминай лихом!

Борис уселся в седло, дернул ногой по стартеру, пыхнул дымком и уехал.

Лейтенант зашел в штаб с моей красноармейской книжкой и вскоре вышел. Так я попал во взвод дивизионной разведки.

Кравцов оказался командиром толковым. Бойцов попусту не гонял, по самодурству под пули зазря не подставлял, о взводе заботился — одним словом, отец родной. Однако и спрашивал жестко, вранья и трусости не терпел. При всем при этом человеком он был веселым, компанейским — где-то даже разбитным. Перед начальством — даже высоким — не тушевался, умел отстаивать свое мнение. Начальство в свою очередь его недолюбливало, но терпело, поскольку разведчиком он был опытным и удачливым. Мне старожилы поведали, что было дело — снимали Кравцова с командования взводом, но после того как новый командир дважды провалил задание, погубив при этом половину взвода, вернули его на прежнюю должность.

Взвод напрямую подчинялся начальнику штаба дивизии и дислоцировался в тылу, от штаба недалеко. Людей во взвод Кравцов подбирал сам, как правило, отчаянных, но не безбашенных. После удачно выполненного задания мог и выпить с бойцами, но пьянку не поощрял.

И всем был бы хорош Кравцов, да слабость одну имел — не мог равнодушно мимо юбки пройти. Бойцы наперебой пересказывали небылицы о его похождениях. Причем каждый утверждал, что лично был всему свидетелем.

В свободное от вылазок и нарядов время Кравцов тренировал бойцов — как обращаться с ножом, как снять часового, как взять «языка». Дело это непростое, убить врага куда проще, чем взять в плен. Подумайте сами: ну какой солдат или офицер в здравом уме позволит без сопротивления себя связать? Естественно, он будет бороться до последнего, используя все — ноги, руки, нож — даже шум поднять может. А если он криком успеет позвать на помощь, считай, все, — операция провалена. Тут уже не до «языка» — надо самим ноги уносить. Потому и непросто было взять живым офицера — так, чтобы он и глазом моргнуть не успел.

И еще одна сложность была во взятии «языка» — надо было суметь уйти с ним с немецких позиций. Но одно дело — ползти самим, и совсем другое — тащить пленного, который был связан и сам ползти, естественно, не желал. Понятное дело: кто же в плен сам, по доброй воле ползти будет, да еще зачастую по минным полям? К тому же немцы по ночам регулярно осветительные ракеты пускали да из пулеметов нейтральную полосу простреливали — так, на всякий случай.

Я заметил, что в начале войны немцы больше рослые попадались, упитанные, пока дотащишь такого — семь потов сойдет. Это уже в 44-м и 45-м годах в вермахт брали всех — и юношей, и пожилых, да и дефектных. И фанатично преданных Гитлеру встречалось много, особенно офицеров, но то — в начале войны. А вот после Сталинграда и Курска они немного прозревать стали, видно, осознали, что блицкрига не вышло, и весы военной удачи качнулись в другую сторону.

Но сейчас война только набирала обороты, и нам противостояли хорошо вооруженные, неплохо владеющие оружием и знающие тактику боя спецы, не сомневающиеся в превосходстве германской военной машины. И я представлял: вот с такими опытными, коварными и беспощадными врагами, нагло хозяйничающими на нашей земле, мне уже скоро придется столкнуться лицом к лицу.

Через неделю после тренировки попал я в свою первую вылазку.

Вечером Кравцов объявил, что требуется «язык», желательно — офицер. Собрав разведгруппу, лейтенант сказал, что ввиду важности задания группу возглавит сам. «А еще в группе идут Семенов, Кацуба и… — лейтенант осмотрел взвод —… Колесников».

«Ну вот, — подумал я, — теперь успех нашего общего дела зависит и от моего участия. Это — мое первое испытание. И мне кажется, я готов к нему. Но как-то оно сложится?»

Мы начали собираться: проверили ножи, взяли немецкие автоматы. Попрыгали, чтобы проверить, не бренчит ли что-нибудь в карманах и подсумках. Старшине оставили документы, у кого были — награды и, закинув оружие за спину, вышли в траншею на передовой.

Нас встретил командир роты. С Кравцовым они явно были хорошо знакомы — похлопали друг друга по плечам, обменялись приветствиями.

— Кравцов, лучшего сапера даю, он проход сделает и — сразу назад.

— Только на обратном пути нас не подстрелите — бойцов предупреди. А если нас на нейтралке обнаружат, прикрой из пулемета.

— Ну, ни пуха ни пера.

— К черту!