— Так это всё — наш Филипп?!

— В основном он.

— Как стыдно, — покраснев, прошептала Адония. — А я тут нос задираю. Доска моя висит первой…

— А Филипп, значит, тебе даже не намекнул? Молодец.

— Скажите, патер, — вдруг попросила всё ещё красная от стыда Адония. — Можно, чтоб этим третьим с нами поехал Филипп? Право, он мне симпатичен.

— Что ж, — кивнул, подумав, монах. — Хорошее разрешение моей трудной задачи. Стало быть, и не Глюзий, и не Цынногвер. Ну, пусть так и будет.

— Когда отправляемся, патер?

— Думаю, через неделю.

— А Маленький знает?

— Ещё нет.

— Можно, я скажу ему?

— Конечно, скажи.

И Адония, наскоро поклонившись, выбежала из столовой.

БРОНЗОВЫЙ ЛУЧНИК

Никому из своих подданных Люпус не сообщил о той острой тревоге, которая заставила его покинуть надёжное логово и отравиться в длительное, с неясным маршрутом и бесцельное, на первый взгляд, путешествие. Тревогу вызвало то, что два его отряда, две проверенные, опытные разбойничьи шайки — произнести страшно! — исчезли, растворились не в таких уж бескрайних просторах Англии; пропали до последнего человека.

Молодая семейная пара, а с нею старик и невзрачный, с унылым взглядом подросток не спеша ехали в том направлении, куда убыли в своё время исчезнувшие отряды. Люпус с болезненным, острым вниманием искал видимые лишь посвященному взору следы.

Четверо всадников приближались к небольшому торговому поселению.

— Люгр! — оповестил спутников тот, кто был очень похож на рыцаря, как их изображали художники романтической древней эпохи: свободно отпущенные тяжёлые плечи, прямая, чуть отклонённая назад спина, аристократическое, с мужественными чертами лицо.

— Большой город? — торопливо поинтересовался ехавший сзади подросток.

— Если ехать нашим шагом, — рыцарь легко развернул в седле тяжёлое тело, — минут через десять-двенадцать выедем с другой стороны. Сейчас будет рынок, сразу за площадью — церковь, дома, караульная башня, потом снова дома, да, дом аптекаря, знатный аптекарь в Люгре, в самом конце — трактир. Так. Потом водяная мельница, дом мельника… Всё. Выезд.

Пока он произносил эти слова, ехавшая рядом с подростком, одетая в мужскую дорожную одежду девушка вполголоса проговорила:

— Обедаем не в трактире, а у реки. Две гинеи.

— Идёт! — выговорив одними губами, согласился с ней юный спутник.

В эту минуту рыцарь обернулся к ним и, как будто подслушав, громко сказал:

— Обедаем в трактире!

Подросток немедленно ткнул девушку в бок и радостно прошипел:

— Проспорила!

В васильково-синих глазах пронеслась лёгкая искра досады. Девушка, выщипнув из плотных гнёзд в кожаном поясе пару золотых монет, с силой бросила их вверх и, дав лошади шпоры, ушла вперёд. Мальчишка, так же взбодрив лошадь, вытянул руку и ловко поймал падающие сверху монеты.

Уже перед самым въездом в Люгр, догнав спутницу, подросток, дразня, показал ей проигранные гинеи. С надменным сочувствием взглянув на него, девушка вытянула из пояса ещё две точно таких же монетки и, привстав в седле, небрежно бросила их в дверной проём пустующей караульной будки. Подросток, слегка покраснев, отвернулся и с деланным безразличием стал смотреть в сторону.

Город, действительно, проехали быстро. Показался обещанный Филиппом трактир. Здесь все, оставаясь внешне спокойными, добавили во взгляды внимательности. У забора, обессиленно к нему привалясь, стоял человек с обезображенным, залитым кровью лицом. Он поднёс ко рту руку, не выплюнул, а с усилием выдул в неё осколки передних зубов, коротко простонал и, закатив глаза, сполз на землю.

Длинное бревно коновязи было свободным. Путники спешились и привязали всхрапывающих лошадей. Филипп вошёл в трактир первым.

Трактир был пуст: всех посетителей, как угадывалось из ситуации, распугала компания полупьяных, громко хохочущих моряков. Войдя с яркого света и не привыкнув ещё к полумраку, Филипп не разглядел самого предмета, но увидел взмах одного из матросов и, быстро выставив ладонь на траекторию, поймал летящую в его голову тяжёлую оловянную кружку.

— О, этот — ловкий! — восторженно выкрикнули за столом, составленным из двух или трёх.

Филипп, не обращая внимания, сунул кружку в карман и, пройдя в дальний угол, негромко позвал:

— Хозяин!

Его спутники, благополучно миновав дверь, также прошли в дальний угол. Их появление вызвало у моряков взрыв восторга.

— Какая послушная! — проорал кто-то из них, указывая на откинувшую капюшон Адонию. — Как собачка! Вошла — и тут же к дружку…

— Эй! Собачка! Фью-фью-фью, синие глаз-ки!

Хозяин трактира, опасливо оглядываясь на буянов, бочком подобрался к новоприбывшим.

— Неси всего, что есть из горячего, — сказал ему Филипп, — потом окорок, сыр. Зелени побольше. Вина не нужно.

— Ой, он вина не пьёт!! Младень-чик!..

— Как твою собачку зовут?…

— А мы её сейчас потрогаем за жи-во-тик!..

Трактирщик уставил стол смелых посетителей блюдами и поспешил скрыться в кухне.

— Их восемь, — негромко сказала Адония, принимаясь за трапезу.

— Да, ровно восемь, — кивнул Филипп и понимающе переглянулся с Маленьким.

Они неторопливо ели. За столами матросов стало тихо: там, поспешно очистив столешницы, с затаённым азартом бросали кости.

— Я выиграл! — вдруг проорал молодой, коренастый матрос. — Я первый трогаю, что она там напихала под кофту!

Грубоватое, деревенское лицо его искривила пьяная шальная ухмылка. Встав, он направился к дальнему столику.

— Ну что, — ласково посмотрев на него, спросила Адония. — Потрогать пришёл?

Филипп и Люпус, и Маленький спокойно ели, как будто и не затягивали их компанию в неминуемую, неравную драку.

— Что ж ты, трогай!

Адония, схватив руку озадаченного матроса, прижала её к груди.

— Вот, ничего не напихала. Всё своё. Вот и здесь то же.

Матрос, отвалив челюсть, с дурашливым ликованием повернулся к товарищам.

— А следующего что ж, не выбрали? — укоризненно — весёлым голосом произнесла «собачка». — Вдруг им опять окажешься ты?

И, выставив из-под стола ногу в длинном ботфорте, жёстким и сильным, совсем не женским движением ударила матроса ниже спины. Едва не свалившись, он пробежал два шага, обернулся.