— Иди, милый, — спокойно сказала нахальная путешественница. — Бросай кости.

— Его больше не считаем! — выкрикнули за столами, и матрос, поспешив к компании, заревел: — Как это — не считаем?

Адония, с довольной улыбкой, в прежней позе усаживаясь за столом, вдруг смутилась и негромко произнесла:

— Я, кажется, патер, при вас допустила грубость… Простите!

— Не видел никакой грубости, дочь моя, — ответил монах.

В этот миг в лицо Филиппу, сбоку, с звонким шлепком ударил обкусанный бок копчёной рыбы. Равнодушно, как будто это была принесённая ветром соломинка, Филипп подобрал этот бок и аккуратно присоединил его к горке обглоданных им куриных костей.

Люпус, неторопливо пережёвывающий белое куриное мясо, не отдавал спутникам никакой команды. Он был молчалив и задумчив. Следы двух отрядов нашлись, о них до сих пор говорили и на улицах, и на рынках, поскольку следы эти были начертаны кровью. Но вот ни одного из виновных в пролитии этой крови не было обнаружено; ни полицейские, ни солдаты не арестовали ни одного из бандитов. Люпус скорбно вздохнул. Были дни, когда он сомневался: «утонули в стычке с пиратами?» Но эти отряды никогда не выходили в море, местом их работы были прибрежные города. «Наткнулись на более сильные шайки контрабандистов?» Не может быть, чтоб два отряда одновременно. «Обнаружены и, чтобы не возиться с доставкой в суд, расстреляны солдатами?» Нет, хоть один человек, да спасся бы… И вот, совсем недавно, отыскался ответ. Мальчишки, ныряя за крабами, увидели на дне, невдалеке от берега, россыпь оружия. И по количеству, и по описанию — в точности, — арсенал одного из отрядов. Где сами бойцы? Понятно, что живой оружия не отдаст. Кто? Кто?? Страшный вопрос. Не объявилась ли в Англии компания новоявленных Робин-Гудов? Какой-нибудь богатый аристократ, «дон Кихот» сумасшедший с наёмниками… Тогда — нужно рискнуть. Выманить его на себя. Если «дон Кихот» шагает по следу крови… Нужно дать ему этот след. Прямо сейчас.

— Наверное, пора расплатиться, патер? — негромко спросил верный Филипп.

— Да, — кивнул капюшоном монах. — Расплатитесь… — И, наполнив голос интонацией, несущей особенный, понятный его спутникам смысл, повторил: — Рас-сплатитесь.

Поливая друг другу, прямо над полом, ягодной водой, Филипп, Адония и Маленький вымыли жирные руки. Тщательно, досуха вытерли. Адония, спрятав в горсти бумажный конус с пороховым зарядом, поднесла его ко рту, откусила вершинку. Взвела курки спрятанных под одеждой небольших пистолетов, разнесла порох по полкам. Маленький сжал под столом лезвия двух метательных ножей.

Филипп встал.

— Братцы! — дурашливо-испуганным голосом крикнул сидящий с краю матрос. — Ловкий сейчас нас побьёт!

— Всех!!

Компания захохотала. Кое-кто принялся закатывать рукава. Однако «Ловкий» направился не к ним, а к трактирщику.

— Хороший гвоздь найдётся? — спросил он и, не дожидаясь ответа, снял со стены сковороду. Снял, двумя пальцами выдернул державший её старый, потемневший, кованный гвоздь.

Встала и путешественница. Загадочно улыбаясь, она подошла к разгорячённой компании. Воображение полупьяных матросов стремительно лепило слепящие, шальные образы предстоящего приключения. Навстречу приближающейся к ним синеокой, смелой и в одежде и в поступках девице летели буйные выкрики, свист, рычание, ликующий хохот. Не дойдя трёх шагов, девушка твёрдо, по мужски, на ширину плеч расставила ноги и, распустив шнур у горла, развела в стороны полы пыльника. Ошалевшим от безнаказанности и от продолжительного буйного веселья матросам открылась гибкая, стройная фигура загадочной путешественницы, её длинные ноги, обтянутые белыми кожаными панталонами, высокая грудь под кружевной белой сорочкой. Однако нового взрыва веселья эта картина у расходившихся буянов не вызвала. Напротив, шум и гвалт в один миг ослабели, истаяли: на животе рыжеволосой нахалки, в мастерски подогнанной к её фигуре кожаной кобуре, от груди до пояса, стволами наискосок-вниз угрюмо отсвечивали металлом два пистолета с поднятыми на боевой взвод курками. И уж вовсе гробовая тишина пала на посетителей трактира, когда девица скупым привычным движением изъяла пистолеты из гнёзд и направила их на онемевшую и замершую компанию.

Тяжело прогремели шаги Филиппа. Он подошёл к сидящему с краю матросу. Словно железный мундштук лошади, сунул в его рот палец, проткнул им щёку и, потянув, как сома на крюке, вытащил побледневшего до меловой белизны матроса из-за стола.

Перед Адонией были составленные в один три стола, за которыми оставались — трое слева и четверо справа. За её спиной послышался тупой, хлёсткий звук, будто в разделочной у мясника ударил топор. Краска сошла с лиц сидящих перед ней матросов. А сзади — новый удар и отчаянный, наполненный болью и ужасом вскрик.

За столом пошевелился сидящий у самой стены матрос — лет сорока, из бывалых. Лицо его, имеющее целую коллекцию шрамов, было серым от страха и напряжения. Он с усилием разлепил губы и произнёс:

— Братцы! Он ведь нас так по одному и прикончит!

Его товарищи, освобождаясь от липкого оцепенения, зашевелились, начали с шумом дышать.

— Надо рискнуть, братцы! — продолжил он торопливым горячим шёпотом. — Бросимся разом! Ну, самое страшное — в двоих она попадёт, но останутся пятеро! Ей тогда — башку прочь, а Ловкого — на ножи! Ножи доставайте!

— Я — за! — хрипло бросил один, и тут же его сосед сдавленно крикнул: — Согласен!

Адония с дружелюбной улыбкой, не шевелясь, смотрела на изменившиеся лица придавленных страхом весельчаков, на их неуверенную суету.

— Эй, чертовка! — прошипел кто-то из середины. — Давай без шуток! Иначе тебе голову снимем!..

— А-а-а… — мучительно выдавил из себя тот, кто сидел ближе всех к смотрящим на компанию чёрным дырам стволов, — … бей!..

Но «их» выкрикнуть не успел. Путешественница чуть повела подбородком влево, выверяя прицел, и спустила курок. Тугой волной пронёсся по трактиру оглушительный выстрел. А владелица пистолетов спокойно повела подбородком вправо, чуть подняла кисть — и новый гулкий удар.

— Всё!! Бей!! — Заорал матрос со шрамами и занёс, чтобы вскочить, ногу на стол.

Но края лавок перекрыли два простреленных тела; драгоценный миг ушёл на то, чтобы столкнуть их на пол, и этот миг проклятая, рыжеволосая, обнажившая в шалой улыбке влажные белые зубы «собачка» использовала для того, чтобы швырнуть на пол, к убитым, дымящиеся пистолеты и освободившимися руками разбросить в стороны полы плаща и пыльника. Бёдра её обнажились с боков, и на них, в закрепленных ремешками портупеях, тускло блеснули ещё два пистолета. Выдернув их из гнёзд, девочка-стрелок заученным движением вскинула руки и повторила всё заново: взгляд — выстрел — взгляд — выстрел. И, отбрасывая в стороны отработавшие пистолеты, вдруг, согнувшись и вытянув руки, упала на пол сама. В тот же миг над ней, фыркнув в воздухе, что-то мелькнуло, и предводитель компании, успевший-таки вскочить на стол, свалился с него, таращась мертвеющими глазами на вошедший в его грудь до рукояти тяжёлый метательный нож.