— Или всё-таки «дон Кихот», — прошептал непослушными губами Люпус.

Он прокрался к окну, выглянул в щель между занавесками. Повернулся к молча смотрящей на него свите.

— Итак, дети мои. Тот, кто уничтожил весной два наших отряда, добрался, похоже, и до Бристоля. В эту секунду мы бросаем все наши дела здесь и бежим.

— В «Девять звёзд»? — негромко спросила Адония.

— Нет, миссис Брассет. Напрасно ли ты учила испанский? Едем в Испанию. Известен мне один гранд в Мадриде. Пожилой, одинокий и весьма состоятельный. Ты ведь сумеешь стать на время очаровательной иностранкой? Приберём к рукам его имение и капитал и заодно переждём опасные времена. А здесь оставим нескольких верных бойцов — пусть высматривают того, кто поработал этой ночью в тупике между доками.

— Но мы вернёмся? — спросил, снимая с подставок трубу и пюпитру, Филипп.

— Непременно, — ответил монах. — Как только выясним, кто вокруг нашей компании кружит. Думаю, не ранее чем через год.

Год прошёл. Так совпало, что письмо Томаса Локка из плена Хумима-паши в Бристоль пришло тогда же, когда вернулись в свой наблюдательный пункт люгрские оборотни. В арендованной, год назад обжитой ими квартирке в этот раз их было пятеро: Люпус, Филипп, Фердинанд, Адония и сын трактирщика Симеон. На том, чтобы мальчик присутствовал в их отряде, настояла Адония. С одной стороны, ей было занятно возиться с маленькой живой куклой, а с другой — кто, глядя на их компанию, мог бы подумать о крови и смерти? Нет, там, где есть старик и ребёнок — там понятные всем тихие семейные хлопоты. Одно из правил невидимого тёмного мира: желаешь делать большие дела — до поры будь незаметным и скромным.

Имелись ещё трое или четверо кнехтов, пристроенных в самых оживлённых местах города с общей, понятной всем целью: смотреть и запоминать.

Молодая вдова испанского гранда, в синем платье и скромном тёмном чепце, ведущая за руку маленького сына, в сопровождении старого, в неброских одеждах купца, неторопливо шла по главному рынку Бристоля. На её свободной руке, согнутой в локте, покачивалась небольшая корзинка, в которую она складывала покупаемое для обеда съестное. Подойдя к высокому, в рост человека, деревянному ящику, внутри которого, за узким прилавком, сидел страдающий от жары продавец зелени, Адония негромко спросила:

— Что, Кантор, жарко?

— Терпимо, — вытирая пот, ответил зеленщик, и тихо добавил: — Всё то же. Новостей нет.

— Возьми воды, окропи травку! Петрушка-то вовсе завяла. Ты всё-таки должен беспокоиться за товар, он деньги приносит. Или ты не очень-то продавец?

— Так, так дочь моя! — шёпотом проговорил появившийся у ящика патер. — В серьёзном деле мелочей быть не должно!

На выходе с рынка они заглянули в антикварную лавку — от нечего делать, лишь поглазеть. Адония, медленно шествовавшая вдоль прилавка, вдруг вытянула руку вперёд-вверх и произнесла:

— Какой красавец!

— Вас заинтересовал портрет принца? — тотчас вкрадчиво заговорил с ней хозяин. — Это прекрасная работа фламандского мастера шестнадцатого века…

— Нет, не принц. Лучник!

— Ах, этот!

Хозяин торопливо вскарабкался по небольшой лесенке к верхним полкам и снял отлитую из бронзы фигуру английского лесного стрелка в остром, отгибающемся назад капюшоне. Осторожно спустился вниз, поставил фигуру на глухо стукнувший прилавок.

— Работа не столь давняя, нашего, кажется, века… Но обратите внимание, леди, какая плавность, какая законченность линий!

Стрелок замер в знакомой всем классической стойке: левая нога выставлена вперёд, левая рука вытянута, а правая, согнутая, оттягивает к краю капюшона тоненькую бронзовую тетиву. Наконечник стрелы почти касается согнутого, длиной в полтора роста лука, нижний конец которого упирается стрелку в носок левой ноги.

— Я покупаю его! — заявила Адония. — И ещё порошок, которым чистят бронзу. Есть у вас такой порошок?

Передав корзинку безропотно принявшему её Симеону, она положила в неё пакетик с чистящим порошком, обняла тяжёлую фигуру стрелка и, сияя улыбкой, вышла из лавки.

— Он действительно тебе так понравился? — спросил Люпус, когда они уже подходили к своему убежищу.

— Не только понравился, патер. В этой покупке, мне кажется, может быть и практическая сторона.

В ожидании пояснения Люпус молчал.

— Филипп сейчас проверяет тех двоих, кто наблюдает в порту. Дома остался один Фердинанд. И мы ведь не знаем, что он сейчас делает, верно?

— Верно, не знаем.

— А если он, выпучив глаза, стоит у стенки, а к горлу его приставлен нож? А по обеим сторонам двери прячутся те, кто ожидает нашего возвращения…

— Но как?! — Люпус даже споткнулся. — Фердинанд открывает дверь только на наш голос!

— Вы как-то говорили мне, патер, что мужчины этого мира одинаковы до смешного. Можно ли поручиться, что Фердинанд не откроет дверь на женский голос — или игривый и пьяный, или робко просящий о помощи? Давайте вспомним этого офицера, мальчишку, Генриха, и его слугу Джека! Как офицерик из кожи лез, чтобы мне угодить!

— Нужно поговорить об этом с Фердинандом.

— Хорошо, чужим он дверь не откроет. Ну а, скажем, Кантору, который примчится с важным известием? Кантору, который будет торопить Фердинанда открыть дверь, приподняв подбородок над лезвием приставленного к горлу ножа! Я вот что думаю. Каждый раз перед тем, как кого-то впустить, Фердинанд должен выставлять на подоконник вот этого лучника. Мы ещё начистим его, чтобы сверкал и издалека был заметен. Если входит свой — лучника убирают. Ну а если войдёт тот, кого мы так опасаемся — лучник останется стоять в окне и предупредит нас об опасном визите.

— О, ты умна, дочь моя! — с жаром воскликнул взволнованный Люпус. — Сейчас же дам новое задание Фердинанду. Хотя, скорее всего, эта предосторожность всё-таки будет излишней.

Но уже следующий день убедительно доказал, что сама судьба подарила Адонии эту счастливую мысль.

Возвращались с рынка вчетвером, вместе с Филиппом. И, едва выйдя из-за угла, остановились как вкопанные. Блеск сверкающей под солнцем фигурки лучника метнулся к ним с далёкого подоконника и поразил в самое сердце.

— Назад! — шёпотом крикнул Филипп, увлекая спутников за угол.

— Может, как раз зашёл кто-нибудь из своих? — неуверенно предположила Адония.

— Филипп! — дрогнувшим голосом произнёс Люпус. — Сходи один. Только взгляни — и сразу назад. А если этот болван открывал дверь Кантору и просто забыл убрать стрелка с подоконника — то ты его убери, и мы сразу придём.

Филипп вернулся через несколько томительно долгих минут.

— Быстро уходим! — бросил он, поспешно заворачивая за спасительный угол.