– …Простите, о чем вы спрашивали?

– Надя, вы знаете, что П. женат и у него четверо детей?

Она наклоняет голову, трепещущая, прелестная. Несколько секунд помолчав, облизывает губы, никто не позаботился о том, чтобы поставить на стол минералку и стакан.

– И что тут такого? So what? Ну и что?

Надо сказать им пару слов. Ее молчание в Монреале ошеломило североамериканскую прессу – молчание, которое она противопоставила сотням протянутых к ней микрофонов. Она всем существом своим закрывалась от всего, что ее не устраивало. Позже – да, она будет читать по бумажке, она не откажется произносить речи, состряпанные официальными писателями, Надя никогда не выступала публично без заготовленного для нее текста. И только теперь, решив положить конец заранее подготовленным румынским режимом рассказам, Надя произнесла первые слова, выбранные ею самой, английское выражение, прозвучавшее как взрыв, – so what?

So what – усеченное, в шуме ее не расслышали, она сказала: «So what? He’s not my boyfriend, just my friend»[74]. So what? Английский у нее был на зачаточном уровне, она не поняла вопроса – и все же ответила на него.

Так ли необходимо приводить здесь объяснения, которые будут следовать в ее интервью одно за другим на протяжении двух десятилетий: я знала, что он женат и что у него есть дети, но считала, что меня это не касается, именно это я и пыталась сказать – so what? он всего-навсего помог мне бежать. Или правильнее будет воспроизвести мои заметки, сделанные несколько месяцев назад, в день, когда Надя рассказывала об обстоятельствах своего побега? Я записывала тогда за ней слишком сжато, думая, что мы к этому еще вернемся, раздражаясь, оттого что она нарушала хронологию своей жизни, и теперь предпочитаю оставить все в тексте так, как услышала.

Заметки о Надином побеге

«Вышли в полночь. Шесть часов ходьбы. Карманный фонарик в лесу нельзя. ГЛАВНОЕ не бежать (они стреляют по бегущим + собаки) идем положив руки на плечи идущего впереди чтобы не потеряться. Не думать про пулю в спину. Сосредоточься, нужно остаться живой. Озеро замерзло по колено в ледяной воде холод анестезирует она думает меня убьют птч я иду за типом который совершенно не умеет ориентироваться (!). Пересекает границу сама того не заметив ее останавливают два венгерских пограничника она выучила иск слов но они ее узнают их забирают допрашивают поодиночке ей предлагают политическое убежище она говорит: или мы все или ничего (гимнастика: привычка быть в команде?) Венгерская полиция соглашается. Но Венгрия = Секуритате слишком близко, бежать в Австрию на следующий день ее фотография на первых полосах газет: в Румынии официально объявлена «пропавшей без вести». Делятся на 2 группы 2 машины до границы НО: австрийская полиция останавливает машины наугад. Перейти в другом месте и ночью. Сосредоточься на том, чтобы остаться живой. Шесть или семь часов ходьбы, заграждение из колючей проволоки перешагнуть кровь спрятаться лежать ничком в траве ждать П. разбил фару у машины чтобы ее узнали, потом мотель, спят все в одной комнате на полу счастье!! Американское посольство. “Я – Надя К”. На меня смотрели как на привидение скорее уехать в Америку/самолет через два часа. Я была в списке “специалистов”. Прибытие в Нью-Йорк после десяти часов полета, пресс-конференция. Я только что бросила семью барахталась в ледяной воде темнота заграждения из колючей проволоки, поранилась, не спала пуля в спину в любую минуту. Я молилась чтобы меня не отправили обратно в Венгрию или Австрию в сопровождении плохо знакомого мне человека, зал набит журналистами все разгоряченные выкрикивают мое имя вспышки совсем рядом. Я была в растерянности. Я думала, получу отличную работу, никто меня не забыл, мной будут восхищаться».

НОЛЬ НОЛЬ ЗАПЯТАЯ НОЛЬ НОЛЬ

Как бы проходил наш разговор, если бы я послала Наде К следующую главу? Обвинили бы мы Америку 1989 года в пуританстве? Но что тогда делать с этим портретом, появившимся тогда же во французской газете, с портретом «бабы с одутловатым лицом, впавшей в немилость, как только стала взрослой женщиной»?

Маленькие девочки, так ее любившие, – смотрят ли они популярные телепередачи? Передачи, где, прыская со смеху, говорят: «Чаушеску снес все до основания, все везде голо и гладко, он не тронул только волосы на женских ногах! Надя уехала, потому что ей не давали стать тренером, лично я не вижу к этому никаких препятствий!» (кукла-Миттеран в Bébête Show[75], декабрь 1989 года). Присутствуют ли маленькие девочки при публичной казни Нади К, вот это крутой разворот, теперь у нас легионы маленьких свидетельниц приговора, вынесенного той, что никогда не улыбалась, никогда не благодарила тех, чья ярость теперь выплескивается цифрами и сантиметрами, чья ярость обращена против объекта их вожделения, теперь бывшей фее уже не втиснуться в незапятнанный купальник лета 1976-го. От феи, у которой не было никаких желаний, кроме одного – повесить на свою хрупкую шейку побольше золотых медалей, теперь несет потом, ее поведение шокирует, говорят они. Конечно, «только ее внешность шокирует еще сильнее!» – веско заключает знаменитый издатель американской газеты. Потому что речь идет именно о том, как она выглядит: тряпки едва прикрывают тело, и они слишком дешевые, лак на ногтях плохо наложен, помада слишком яркая, тело неухоженное, – словом, распустеха.

«Грех ее в том, – резюмирует “Нью-Йорк таймс”, – что она стала такой же, как другие».

Вот и судить ее будут теперь так же, как других.

ЛОСКУТНОЕ ОДЕЯЛО

(Los Angeles Times, New York Times, Newsweek, Sentinel, Orlando Times, Le Monde, Libération, L'Équipe, L'Humanité, Le Nouvel Observateur[76])

Она была невинной и резвой шалуньей, от ее пленительного жеста в конце программы у нас мурашки бежали по коже, волосы у нее блестели, как у куклы, в ней не было ничего от чувственных изнеженных девочек-подростков, каких в избытке поставляет Голливуд. Она была железным, морально несгибаемым ангелочком. Маленькая коммунистка, встав на цыпочки, учила весь мир держать равновесие, озаряла нашу жизнь до тех пор, пока мы не заметили, что она нас просто топчет!

Америке, которая была отравлена Надей, пора излечиться. Конечно, глядя на нее, нельзя не испытывать ностальгии: маленькая Надя – уже не маленькая и, как бы это сказать повежливее, перестала быть феноменом, которому ставят 10 из 10. Она – политическая беженка. Говорят, у них там нет ни кофе, ни бифштексов, о’кей, но у наших бедняков ничего этого тоже нет! Мы не можем впускать сюда всех нищих и несчастных (а в данном случае о нищете и речи нет: эта, так сказать, беженка жила в Румынии как рок-звезда, если верить Newsweek, у нее была вилла из восьми комнат и горничные). Она проявила оппортунизм, вступив в Румынскую коммунистическую партию, и нам кажется, она не способна на продуманную политическую позицию. Отправьте эту избалованную и испорченную принцессу обратно на родину, нам и без нее хватает алчных и безнравственных куколок. Девственная олимпийская весталка превратилась в потаскушку, которую изваляла вся желтая пресса, у нее на все случаи жизни единственное объяснение – желание свободы – и полное отсутствие совести, впечатление такое, что видишь Золушку в порнофильме; шлюха – неряха – коровища – ей только на батуте трахаться – красная разлучница – наштукатуренная толстуха – Барби, попавшая в лапы бездарной косметички… Гибкая и быстрая девочка стала зрелой теткой с толстыми ногами, дряблой и накрашенной без меры. За три недели до Рождества ее впору объявить шлюхой года! Спасибо за подарочек! Подсунули вместо десятибалльного совершенства совершеннейшую бочку, вместо эльфа – тупую дебелую бабищу с обесцвеченными волосами, не умеющую себя подать, создать себе имидж в нашей либеральной экономике. Она потасканная, грубая, невоспитанная, от нее не услышишь ни спасибо, ни пожалуйста. Растения в ее номере завяли, а телевизор никогда не выключается, ее кулинарных талантов хватает только на чашку растворимого кофе. Похоже, мозгов у нее нет вообще. Она потребовала, чтобы ей заплатили за интервью, говорят, Life дал ей двадцать тысяч долларов… а может, две тысячи. Кто-то рассказывал, что встречался в Румынии с ее братом-скинхедом, тот поил его омерзительной смесью белого вина с поддельной пепси и показывал видео с Надиного дня рождения, где она танцует с раскормленными мужиками в мундирах и с трупным цветом лица. А здесь она все время напивается и очень много курит. С тех пор как приехала, только и делает, что жрет, пьет и опустошает прилавки. Мы с ума сходили по этой грациозной и гибкой беспризорнице, а теперь перед нами кто? Не такая уж молодая – двадцать восемь лет – тетка с могучим бюстом, и все в ней напоминает о несчастной женской доле – женщины как биологического вида, о том, что наступает момент, когда надо выбирать себе удобную обувь и покупать одежду размера L…