– Теперь ты позволишь отнести тебя обратно во дворец? – спрашиваю я, протягивая руку.

В ответ она вкладывает в нее свою ладонь. Сжав пальцы девушки, я притягиваю ее ближе. Оказавшись прижатой к моей груди, она удивленно вскрикивает. Я смотрю ей прямо в глаза, ясно понимая, что это выбивает ее из колеи. Затем подхватываю девушку на руки и обнимаю за талию. Она обвивает мою шею, и я взмываю в небо. Чем выше мы поднимаемся, тем крепче она за меня держится. Прохладный воздух уносит прочь все тревоги. И вскоре на их месте рождаются новые идеи.

Но я отмечаю их лишь краем сознания. Я почти полностью поглощен девушкой, которую держу в объятиях. В ее энергии ощущается странная смесь неловкости и возбуждения, а сердце бешено колотится возле самой моей груди. И пусть она самозванка, лгунья, незнакомка – резкая, норовистая и совершенно невоспитанная, но у меня уже есть план, и она окажется мне очень полезной. Конечно, узнав о нем, она просто придет в ярость. Я уже предвкушаю ее пламенно-бурные эмоции.

Должен признаться, эта мысль нравится мне гораздо больше, чем следовало бы.

Эмбер

Принц несет меня обратно во дворец. Я крепко за него цепляюсь. Должно быть, он весьма доволен собой. Всякий раз, отважившись взглянуть на его профиль, я замечаю лишь самодовольную ухмылку, которую хочется пощечиной стереть с лица. Не сомневаюсь, он наслаждался моей реакцией – сперва, когда порвал сорочку, и после, притянув меня к себе. Его вполне заслуженно зовут повесой. Хотя он еще хуже, чем о нем судачат, если наслаждается смятением ненавистной женщины.

Чем дальше мы летим, тем мрачнее становятся мысли. Когда мы окажемся во дворце, что именно принц намеревается со мной сделать? Он обещал наказать меня, но также заявил, что «позволит продолжать игру», что бы это ни значило. Смогу ли я исполнить заключенную с принцессой Мэйзи сделку и держаться в безопасном месте, пока соглашение с мачехой не подойдет к концу? И если да, то будет ли смысл выносить предполагаемое наказание принца?

Я вспоминаю, что он делал в лесу с детьми, как нацепил на себя страшные чары и высасывал эмоции из жертв ради пропитания. Так могу ли я вообще полагаться на его милосердие?

Но на кону стоит свобода от брака с братом Марусом, и, значит, мне придется рискнуть.

* * *

Когда перед нами появляется дворец, сперва я ожидаю, что принц опустится прямо у главного входа. И тут вспоминаю, как я одета. Точнее сказать, раздета. Щеки вспыхивают, и я еще явственнее, чем прежде, ощущаю рядом с собой обнаженную грудь Франко.

– Расслабься, – советует он, пытаясь перекричать шум ветра. – Я отнесу тебя прямо на балкон.

– Я буду признательна, если ты перестанешь считывать мою энергию, – бормочу я сквозь зубы.

– А я буду признателен за бездонный стакан «Полночного румянца», но почему-то никто не спешит мне его дать.

Он подается вбок, и мы резко ныряем в сторону, начиная быстро снижаться. Внутри все переворачивается. Я закрываю глаза и утыкаюсь ему в подбородок, силясь сдержать крик. Грудь принца вздымается от смеха, и я борюсь с желанием его ущипнуть. Потом вдруг ощущаю, как мы зависаем в воздухе.

Я поднимаю голову и открываю глаза. Мы парим как раз перед моим балконом. Крылья Франко ритмично хлопают за спиной, удерживая в воздухе. Потом неожиданно мягко он ставит меня на ноги и сам опускается рядом на пол балкона. Пытаясь прийти в себя, я делаю несколько вдохов. Мне удается не упасть, но обычное ощущение равновесия пока не возвращается в полной мере.

Франко прижимает крылья к спине, и они попросту исчезают. Как он может вообще выпускать их, не принимая полностью неблагой облик?

Должно быть, он замечает мое любопытство.

– Что? Интересуешься моими крыльями?

Прислонившись спиной к перилам, принц кладет руки на балюстраду. Он кажется совершенно расслабленным, и в одних лишь брюках с заниженной талией выглядит совсем по-домашнему. Гораздо больше, чем я в полностью закрытом нижнем белье.

Взгляд задерживается на покрытом чернилами животе, но я отвожу глаза, пытаясь вспомнить вопрос. Да, конечно… крылья.

– Я просто… гадала, – бормочу я, сожалея, что голос звучит столь несмело, – как у тебя получается с крыльями? Иногда они есть, а порой – нет.

– Я могу частично переходить в неблагую форму, делая упор лишь на крылья.

Он произносит это столь обыденным тоном, будто на деле все очень просто, но на такое мало кто способен. У многих фейри есть благие формы, сохраняющие отдельные черты неблагих, вроде перьев, чешуи или рогов. Но мне редко – а может, и вовсе никогда – попадались те, кто умел по желанию вызывать или убирать какую-то часть неблагой ипостаси. К тому же я видела, как он высвобождал крылья, находясь как в рубашке, так и без нее, и они ничуть не портили одежду. Конечно, полное превращение совсем никак не влияет на наряд фейри. Полагаю, и частичное действует схожим образом. Во мне просыпается любопытство, и вместе с ним я ощущаю укол сожаления.

Если бы мама осталась жива, я бы намного больше знала о магии фейри.

– Хватит обо мне, – вдруг заявляет он, вырывая меня из раздумий. – Давай поговорим о тебе.

Я складываю руки на груди, под столь пристальным взглядом чувствуя себя обнаженной.

– И о чем же конкретно?

– Ты можешь поклясться, что сделка с принцессой Мэйзи носит личный характер, никак не связана с политикой и не несет угрозы ни мне, ни королевству?

– Клянусь. – Но я ведь могу говорить только за себя. О мотивах Мэйзи я понятия не имею.

Он прищуривается – без сомнения, считывает эмоции. Я стараюсь дышать ровно и не поддаваться панике. Пока мои намерения соответствуют словам, я смогу избегать его подозрений. Ведь он же поверил, что я служанка и подруга Мэйзи, – в конце концов для своих родственников я и правда служанка и искренне считаю Мэйзи если не подругой, то кем-то очень близким по духу. Наконец, принц кивает и отталкивается от балюстрады.

– Прекрасно.

– Прекрасно? И что это значит?

– Значит, ты проживешь еще один день. Или много, если хорошо сыграешь свою роль.

Я ощущаю раздражение, и мышцы тут же напрягаются. Может ли он вообще говорить о чем-то прямо?

– Я спрашиваю еще раз: что, во имя бездны, это значит?

– Просто продолжай в том же духе, – подмигивает он.

Ответить я не успеваю. Балконные двери вдруг распахиваются, и сердце подскакивает к горлу, когда я замечаю потрясенные лица сводных сестер. Они смотрят на меня, на принца, снова на меня, и, оценив наш полуодетый вид, заливаются жгучим румянцем.

– Простите, – бормочет Имоджен, склоняясь в низком реверансе, и дергает за юбку сестру, неподвижно замершую на месте. Клара, спохватившись, тоже поспешно изображает приветствие. – Мы не хотели мешать.