Всеслав поднялся к двери квартиры доктора, позвонил. Адамов долго не открывал, разглядывая гостя в глазок.

- Входите, - угрюмо сказал он, впуская сыщика в просторный холл. - Чему обязан? Надеюсь, в городе не появились новые изуродованные трупы молодых женщин?

В его голосе сквозил неприкрытый сарказм.

- Пока нет, - с той же интонацией процедил Смирнов. - Я по поводу вашей покойной жены. Каким образом вы отправили ее на тот свет, милейший Лев Назарович? Не желаете поделиться опытом?

Доктор зло сверкнул глазами, отступил и со вздохом опустился в кресло.

- Не смешно, - язвительно улыбнулся он, предлагая сыщику последовать его примеру. - Поговорим здесь? А то в комнатах беспорядок.

- Извольте, - усаживаясь, заложил ногу на ногу Всеслав. - Отпираться бесполезно, господин Адамов. Мною обнаружен ваш хирургический костюм, залитый кровью Лейлы Садыковой, и скальпель, которым вы ее зарезали. Эти неопровержимые улики пока у меня, я их никому не показывал. Но если вы не будете со мной откровенны, они попадут по назначению!

- Это шантаж?

- Считайте, что так!

- И этому проходимцу я плачу деньги?! - возмутился Адамов, краснея.

- Желаете объясняться со следователем, как и почему кровь убитой медсестры оказалась на вашем костюме? Боюсь, вам придется худо.

Смирнов был почти уверен, что все так и обстоит. Он блефовал, но самую малость.

- Почему вы решили, что костюм мой?

- На кармашке вышиты ваши инициалы.

- Кто угодно мог вышить инициалы! - не сдавался доктор.

- Попробуйте доказать это в суде! - парировал Всеслав.

Адамов сник. Он даже не интересовался подробностями. Он был сломлен. Обрушившиеся на него болезнь, груз обвинений, неприятности в семье лишили его воли к сопротивлению. Защищался он вяло и как-то обреченно.

- Что вам нужно? - пробормотал доктор, массируя область сердца. - Вы хотите довести меня до инфаркта?

- Я хочу знать, отчего умерла ваша первая жена Елена.

- Что вам далась эта давняя смерть? Какое она сейчас имеет значение?

- Позвольте мне судить, какие факты важны, а какие нет. В таком запутанном деле, Лев Назарович, трудно заранее предугадать, где собака зарыта. Желательно осветить все закоулки вашей загадочной русской души.

- Черт с вами! - повел плечами Адамов. - Похоже, мне терять уже нечего. Вы как волкодав, если уж вцепились, не отпустите, пока горло не перегрызете. Ладно, извольте: Лена умерла от передозировки снотворного. У нее развивалась прогрессирующая психическая патология. Каждый день появлялись все более ужасные, необратимые признаки. Она пыталась то броситься с балкона, то повеситься, становилась невменяема, социально опасна. Я не мог держать ее дома и не мог позволить ей провести остаток жизни в психушке. Вы понимаете?

- Каков был прогноз специалистов? Вы обращались к психиатрам?

- Я держал ее заболевание в тайне даже от участкового врача. Он лечил Елену от невроза и сердечной аритмии. Она с детства была неуравновешенной, склонной к ярким, необычным эмоциям. При ее красоте это выглядело довольно привлекательно, приводило в восторг. Отклонения от привычного поведения воспринимались не только мной, но и всеми ее поклонниками как некий неповторимый шарм. В первые годы нашего брака болезнь словно замерла в полудреме и только много позже, уже после рождения дочери, вновь дала о себе знать. Сначала - какими-то шокирующими мелочами, потом сменяющими друг друга приступами апатии и лихорадочного возбуждения. Бессонные ночи, страх за ребенка, физическая усталость довершили дело. Вы можете спросить, как я, медик, мог проморгать диагноз, позволить болезни зайти слишком далеко? Если бы вы знали, сколько раз я задавал себе этот вопрос! - с горечью воскликнул Адамов. - Да, я виноват, признаю! Я бредил пластической хирургией, отдавал ей все свое внимание, все силы, я взахлеб читал чужие научные труды и писал свои. Таков уж я - в первую очередь хирург, а потом - муж и отец. Я бежал из дома к операционному столу и находил там отраду, которую мне ничто не могло заменить. Я стажировался, учился, шлифовал свои навыки, ездил в командировки, на конференции и симпозиумы. А Елена сидела в четырех стенах с нашим ребенком, изо дня в день, из ночи в ночь. Если быть честным до конца, я бежал еще и от страха за жизнь дочери, от повседневных изматывающих забот, от тупой рутины. Я… словом, я оказался никудышным супругом. Но я по-своему любил жену и ребенка, ничего для них не жалел.

- Вы имеете в виду деньги? - поинтересовался Смирнов.

- А что, разве другие мужчины способны обеспечить как следует семью? Вовсе нет. Я же предоставил Елене и Асе все блага, материальные, разумеется, даже домработницу нанял. Знаете, наверное, я зря казнился все эти годы! Психический недуг коварен, с ним невозможно справиться обычными методами - таблетками, уколами. Он уходит в тень, чтобы поднять голову в самый неподходящий момент. Заметь я вовремя, что происходит с моей женой, все равно ничего бы не изменил.

Адамов замолчал, прикрыл глаза. Сыщик деликатно кашлянул.

- Вы что-то спрашивали о специалистах, - встрепенулся доктор. - Один раз я привез домой маститого психиатра, заплатил ему за консультацию и молчание. Профессору нечем было меня утешить. Он покряхтел, развел руками, пробормотал нечто вроде: «Крепитесь, батенька!» - и удалился.

- Ваша жена по ошибке выпила больше таблеток, чем положено?

- Нет. Я дал ей смертельную дозу. Вы это хотели услышать? - простонал Адамов. - Я не мог смотреть на ее мучения! Я не мог позволить ей наложить на себя руки, броситься вниз с балкона или залезть в петлю. Я не мог допустить, чтобы на это смотрела Ася! И я не мог поместить Елену в психбольницу! Я любил ее и пошел на риск. Я знал, чем это может для меня кончиться, но в тот момент желание избавить ее от ужасов нарастающего безумия пересилило все остальные чувства и доводы. Ее смерть была легкой. Елена просто уснула, и ее сон длится до сих пор. Судить меня будет Бог, но не вы!

- А как вам удалось уладить формальности? - спросил Всеслав. - Получить свидетельство о смерти по причине остановки сердца и прочее?

- Вы и это знаете! - усмехнулся доктор. - Потрясающая пронырливость.

- Я в своем ремесле стремлюсь к совершенству, так же, как и вы.

- Смерть Елены легла на мою безукоризненную репутацию темным пятном, - вздохнул Адамов. - Этим не преминули воспользоваться.

- Кто?

- Когда я сидел у смертного одра жены и думал, что же теперь будет, появился тот человек… Он помог мне выйти сухим из воды, а взамен я обещал со своей стороны оказать ему услугу, когда понадобится.

Ева приоткрыла веки, тяжелые, будто налитые свинцом. Вокруг стояла тишина и темнота. Сознание еще не пробилось сквозь завесу дурноты. Глаза Евы закрылись, и она побрела по нескончаемой пыльной дороге - куда-то вдаль, в неведомое. Она уже давно, очень давно шла по этой дороге. К горизонту завеса пыли сгущалась, а может быть, это висел над землей грязный лондонский туман или поднимались над болотами гнилые испарения. По бокам дороги в обе стороны простирались нескончаемые пустоши, поросшие вереском… Почему вереском?