Маргарита нажала кнопку, приводя его сиденье в первоначальное положение.

– Разве это плохо? Тебе нужно было отдохнуть.

– Я простой смертный в отличие от некоторых. Меня так скоро исключат за прогулы, – пробормотал Егор, ероша волосы. – Не нужно было позволять мне спать. Но ещё две пары остались…

– Ты действительно хочешь пойти на них сегодня?

Телефон снова зазвонил, высвечивая тот же неизвестный номер. Кто такой настойчивый, чёрт возьми?

– Не ответишь? – Егор смотрел на неё вопросительно, не понимая, чего медлила.

– Есть вероятность, что это тётка с чужого телефона решила достать. Она у меня в чёрном списке, – сдаваясь, Маргарита всё же приняла вызов, прикладывая телефон к уху. – Слушаю.

– Маргарита Викторовна Шевцова? – спросил громкий мужской голос, привлекая внимание Егора, поскольку сидел рядом. Это уж точно не тётка.

– Да, – Маргарита нахмурилась, уже предполагая следующие слова собеседника, и сожалея, что ранее не вышла из машины. Стоило сделать это сейчас.

– Здравствуйте. Уголовный розыск. Старший лейтенант Воробьёв…

Зазвучало так громко, что захотелось выбросить телефон в ближайшую лужу. Мысленно чертыхаясь, Маргарита уже открывала дверцу, выходя на улицу.

– Маргарита Викторовна, нам бы встретиться.

– В связи с чем?

Мрачнея и прекрасно зная причину, она всё же ожидала ответ полицейского. Ожидал его и Егор, покинувший следом за ней машину. И взгляд его не сулил ничего хорошего.

– К нам поступила информация о том, что вы могли оказаться свидетелем одного недавнего происшествия. Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Вам не стоит волноваться, Маргарита Викторовна.

Почему этот Воробьёв говорил с ней таким обходительным тоном? Это только больше настораживало.

– Диктуйте адрес, господин старший лейтенант.

Маргарита произнесла это, глядя на Егора, по-прежнему стоящего, опершись на машину. Он сложил руки на груди и сверлил ответным взглядом.

– Сейчас мне необходимо присутствовать на занятиях. Я освобожусь после четырёх часов и тогда смогу приехать к вам. Это время устроит?

– Вполне.

– Так же, при даче показаний я воспользуюсь своим правом согласно пятьдесят шестой статьи*.

– В присутствии адвоката нет необходимости, Маргарита Викторовна. Никто не собирается использовать показания против ваших интересов.

– Повторюсь, я лишь пользуюсь своими правами. Вы же можете расценивать это, как будет угодно.

Впечатлений от прошлого раза было предостаточно. И превращаться из потерпевшей или свидетеля в обвиняемого она не собиралась. Сейчас нужно отвезти Егора к университету и связаться со своим адвокатом, чтобы обсудить предстоящий визит в полицию. Маргарита убрала телефон от уха, и натянуто улыбнулась.

– Садись. Отвезу тебя к универу.

– Я обязательно должен спрашивать? Или сама поделишься? – он хмурился всё сильнее, не сдвинувшись с места. – У тебя всегда на всё готов ответ. Хочу послушать этот вариант. Почему тебе звонит Воробьёв, который работает с моим отцом? Среди прочих дел, он занимается тем случаем в парке на Пархнева, где какого-то мужика избили. Он по этой причине звонил? Что за пятьдесят шестая статья? Почему тебе нужен адвокат? Что случилось?

– Даже свидетель по закону имеет право пользоваться защитой адвоката при допросе. Я не нарушила закон, – медленно произнесла Маргарита, словно заклинание.

– Не смотри на меня так. Я не обвиняю тебя ни в чём. Просто расскажи, что случилось. Ты можешь? Мы можем поговорить? Пару часов назад я ныл как придурок и грузил тебя своими проблемами. Но ты слушала всё это дерьмо, за которое мне, чёрт возьми, теперь стыдно. Я тоже могу тебя выслушать. Ты тоже можешь сказать мне. Сказать, как есть. Без приколов. Воробьёв ищет тебя из-за того случая в парке? Я слышал разговор отца о том, что была ранена женщина. Этот ублюдок ранил тебя? Это был он? Чёрт… На ноже была кровь… а на тебе… ты… Да чёрт!

Егор закрыл глаза и глубоко вдохнул, затем медленно выдыхая. Сердцебиение немного замедлилось.

– Извини, – Маргарита подошла к нему, становясь совсем близко, так что мог видеть только её лицо.

В серо-голубых глазах снова оставалось только серебро. Видимо это закономерность, стоило ей ощутить волнение, которое, за исключением взгляда, так завидно скрывала.

– Я могу слушать тебя бесконечно. Но мне всегда сложно говорить о себе. Наверное, это привычка.

«С которой я рассталась только благодаря тебе. И которая снова вернулась за то время, что ты забыл…»

– Я не прошу тебя меняться ради меня или ещё кого-то. И я не должен что-то требовать от тебя. Это нелепо. Прости…

– У тебя есть на это право. Тебе не за что извиняться. Как я уже сказала, я просто привыкла быть такой. Меняться сложно, даже если это необходимо, как в моём случае.

– Дело не в этом. Тут скорее, причина во мне. В последнее время у меня ощущение, будто нахожусь под каким-то стеклянным куполом. Я могу только наблюдать. Все вокруг взаимодействуют, говорят, что-то происходит… И всё мимо меня. Знаешь, есть такая история о мире, где за преступления не сажали в тюрьму, а ставили клеймо на лоб. Каждому преступнику на свой определённый срок. И всем вокруг было запрещено реагировать на этого человека. Ни говорить, ни смотреть, ни оказывать помощь. Ничего. Этого человека будто не существовало на срок наказания. На первый взгляд вроде пустяк. Но это то, что может свести с ума. И порой мне кажется, что у меня на лбу это клеймо. Может, я заслужил его. Но чёрт, не помню…

– Скорее ты единственный, у кого этого клейма нет, – она с нежностью провела кончиками пальцев по его лбу, убирая непослушную прядь волос. – Я должна встретиться со своим адвокатом, а потом ехать к этому лейтенанту. Поэтому сейчас времени нет, а хотелось бы не спешить. Я расскажу тебе, где и как поранилась. Расскажу всё, что произошло в ту ночь в парке. Обещаю. Мы встретимся вечером, и всё обсудим. Ты согласен?

Волнение продолжало плескаться в его карих глазах. Егор перехватил её руку, сжимая в своей.

– Воробьёв – он хороший. Громкий и слишком впечатлительный, такой, что может даже разреветься на месте преступления. Но он хороший. Не обидит тебя.

– Ты меня убеждаешь или себя? – усмехнулась Маргарита, высвобождая руку и обнимая Егора за талию.

Она прижалась к его груди, слушая, как ускорялся ритм сердца. А стоило его рукам обнять в ответ, как и собственное сердце пустилось вскачь.

– Считаешь, что такую как я можно обидеть?

– Можно. И ранить можно. Ты живой человек. Сильный. Смелый. Добрый… Живой человек. Просто – человек. Поэтому не нужно больше так рисковать собой и притягивать неприятности.

– Как ты узнал о ране?