Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Йе, ваше высочество.
— И когда это было?
— Час или два назад.
Ростафан, как и сам Себастьян, присутствовал на званом ужине у лорда Стенли. Когда они уезжали, Ростафан сказал, что отправится с господином Ботли-Финчем в клуб для джентльменов на Бонд-стрит.
В таком случае, когда же он вернулся сюда и оставил мешок с конфиденциальной корреспонденцией?
— Что-то не так? — уточнила леди Анастасан.
— Нет-нет. Благодарю, мадам. Вы можете идти.
Казалось, она замешкалась, но все-таки сделала реверанс и удалилась, как он и велел.
Себастьян сел за стол и вызвал дворецкого.
Патро явился мгновенно.
— Сэр?
Себастьян откинулся на спинку стула, вытянул ноги на стол, сложил пальцы домиком и, задумчиво глядя на дворецкого, произнес:
— У меня к тебе некий умозрительный вопрос.
Патро заложил руки за спину и почтительно ждал продолжения.
— Как думаешь, можно ли в этих покоях устроить тайный ужин? Чтобы ни одна душа не узнала о том, кто ужинал в моей компании?
Патро огляделся, как будто впервые оказался в этой комнате.
— Я полагаю, что теоретически такая возможность существует.
— Теоретически? Но не практически?
— Йе, ваше высочество.
— М-да, — протянул Себастьян. — Еще один умозрительный вопрос. Если мужчина желает один на один пообедать с кем-то, где бы он мог это осуществить?
— Я бы предложил ему арендовать дом. Или попросить доверенное лицо арендовать дом для него.
Неплохая мысль!
— И никто не узнает?
— Я полагаю, что это можно устроить, сэр. Мы ожидаем на обед его королевское высочество принца Леопольда?
Себастьян покачал головой.
Патро ответил поклоном. Он уже очень давно служил у Себастьяна дворецким и прекрасно знал принца.
— Мне необходимо выйти отсюда и вернуться так, чтобы меня никто не видел. Ни алусианцы, ни англичане. За исключением тех, разумеется, кто будет прислуживать.
— Я с радостью взялся бы прислуживать, сэр, — спокойно заверил Патро.
— И мне необходимо, чтобы привезли еще одного человека. Соблюдая все меры предосторожности, естественно.
— Разумеется, ваше высочество, как пожелаете.
Неужели именно этого он и желает? Себастьян не знал. Его одолевали такие разные чувства, что он едва ли был в состоянии думать. Восторг. Благоговение. Удовлетворенность. Возбуждение. Все эти чувства, казалось, охватили его в равной степени. На такую авантюру был способен Леопольд, а сам Себастьян наверняка бы стал отговаривать его.
Но, черт побери, ему очень нравилась Элиза Триклбэнк. Нравились ее прямолинейность и то, как она ответила на его поцелуй, словно боялась, что он просто исчезнет, если она его отпустит. Он хотел увидеть ее, побыть с ней наедине, не под пристальным взглядом кота или шепчущихся у двери людей. Неужели он не может позволить себе такую малость?
— Уверены? — уточнил Себастьян. — Это можно устроить?
— Мне нужны помощники, — ответил Патро. — Я бы предложил Эгия. Этот человек скорее умрет, нежели хоть слово промолвит.
Себастьян улыбнулся.
— Йе, Эгий такой.
— Тогда я уверен. Если пожелаете, я мог бы навести справки, где сдается дом.
У Патро дома в Алусии остались семья и пятеро детей. Себастьян задавался вопросом, а что подумает сам Патро о своем принце? Себастьян гадал, понимает ли дворецкий, что, куда бы принц ни ступил, вокруг него везде невидимая клетка. И сколько раз, как и сейчас, он отчаянно хотел выбраться из этой невидимой клетки.
Впрочем, что бы Патро ни думал, ни единый мускул не дрогнул на его непроницаемом лице.
— Можешь ступать, — велел Себастьян, — навести справки. И сразу же доложи, если что-то найдешь.
Патро поклонился и ретировался.
Себастьян смотрел ему вслед: походка дворецкого была безукоризненной, как и его отношение ко всем своим обязанностям. Принц вздохнул и повернулся к лежащему на столе мешку с корреспонденцией. Он взял его и заметил, что небольшая кожаная лента, которой этот мешок был стянут, оказалась развязанной. Неужели ее развязал Ростафан? Или леди Анастасан? Он открыл мешок и достал бумаги.
Корреспонденция содержала официальные послания из Хеленамара. Документы, которые он просил подготовить, чтобы обсуждать предстоящие торговые соглашения. График приливов и отливов на следующие два месяца, чтобы он мог планировать отъезд алусианской делегации.
Но разве он может покинуть Англию, не узнав, кто же убил Матуса?
Себастьян сложил бумаги в мешок и завязал. Бросил себе на стол и недоуменно уставился на него. Откровенно говоря, он не мог представить, чтобы Ростафан стал бы аккуратно развязывать ленту, чтобы заглянуть внутрь мешка. Если бы он хотел это сделать, то наверняка просто разорвал бы завязку. Да и зачем Ростафану вообще туда заглядывать? В любом случае вся корреспонденция уже завтра утром была бы у него на столе.
Тогда кто развязал мешок? Леди Анастасан? А какой у нее интерес? Может, это сделал Патро? Нет! Патро скорее умрет, чем без разрешения прикоснется к принадлежащим принцу вещам.
Себастьян долго сидел за столом, размышляя над тем, кто мог заинтересоваться его почтой? И что могли там искать?
Но в конце концов мысли его вновь вернулись к Элизе Триклбэнк. К удивительному пятну чернил на ее нежной щеке.
В районе Мэйфэр состоится праздничный вечер, на коем гостям будут предложены наилучшие сорта эля от известнейшего пивовара. Праздник проводится по случаю дня рождения молодой женщины, которая, несомненно, призвана блистать после своего дебюта в свете, намеченного на предстоящую весну. Она, конечно же, получит множество лестных предложений руки и сердца, если только принц взмахом руки не похитит ее из круга перспективных невест Англии.
В свете много говорят о том, что некий молодой человек, недавно унаследовавший графский титул, горячо стремится обрести супругу, дабы упрочить свой древний род подобающими наследниками. Такой оборот дела позволил бы ему быстрее упорхнуть к прелестной птичке, чей призывный голосок звенит на Стрэнде.
Достопочтенные дамы! Если в крахмал добавить половину чайной ложечки сахара, ваши юбки дольше сохранят необходимую жесткость. Таковое полезное средство, увы, пока что не подверглось испытанию на мужьях.
Каролина и Холлис заставили Элизу дважды повторить рассказ о том, что произошло между ней и принцем, причем подробно, слово в слово. Каждый раз они начинали вопить от восторга, когда Элиза, затаив дыхание, рассказывала о поцелуе, до сих пор вспоминая охватившее ее волнение. Они, не стесняясь, расспрашивали, где при этом были его руки, извинился ли он за то, что позволил себе такую вольность? И каким был его поцелуй?