– Отправлю сегодня, – пообещал Рэдклифф, и Китти ему поверила.

Арчи помешкал на углу Сент-Джеймс-плейс. Даже сейчас он не был уверен, абсолютно ли необходимо то, что он собирался сделать. В конце концов, ведь нельзя сказать, что Селборн плохо с ним обращается. Ровно наоборот! В начале их дружбы Арчи, разумеется, держал в уме предостережение Джерри, который заклеймил Селборна (тот умолял называть его Селби) как худшего из пройдох. Сам Селби решительно утверждал, что он далеко не худший из пройдох, и Арчи был склонен верить скорее ему. До сего времени новый друг выказывал по отношению к нему одну лишь доброту, приглашая на приемы и в игорные дома, став для него проводником в мире изысканной развращенности. Путешествие в этот мир щекотало нервы и будоражило, как ничто другое прежде.

Но дело в том, что… дело в том, что Арчи одолевали сомнения, подходит ли ему образ жизни богатого повесы. Он слишком устал постоянно чувствовать себя не в своей тарелке и умом, и телом. Кроме того, до дня рождения он сидел без гроша в кармане, потратив на развлечения в обществе Селби все свое содержание за три месяца. Оставалось лишь благодарить судьбу за то, что теперь он получил полный доступ к своему наследству.

Старший брат наверняка знает, как поступить в этих неясных обстоятельствах. Наконец, набравшись решимости, не отрывая взгляда от дома под номером семь, Арчи шагнул вперед. Открылась дверь, и он заторопился. Вряд ли это Рэдклифф – обычно он не выходил из дома столь рано, однако не хотелось бы его упустить. Необходимо поговорить с ним сегодня. Но нет… фигура на крыльце была, несомненно, женской. Арчи снова замедлил шаг, его брови поползли вверх. Как это ужасающе предосудительно, не мог не подумать он. Секунду спустя из дома вышла вторая женщина – служанка, судя по чепцу. Слава богу! Это не тайная встреча, а официальный визит, нечто более приемлемое. Первая леди повернула голову в сторону Арчи, и он с замиранием сердца узнал в ней мисс Тэлбот. Мисс Тэлбот покидает резиденцию его брата! Та самая мисс Тэлбот, на которой всего несколько недель назад он помышлял жениться. Арчи потрясенно застыл на месте, наблюдая, как она уходит. Значит, между ними что-то есть.

«Неудивительно, – подумал он с унылой иронией, совершенно ему не свойственной, – неудивительно, что Рэдклифф возражал против моей женитьбы на мисс Тэлбот».

Как они, наверное, смеялись над Арчи – брат и мисс Тэлбот! Над безмозглым мальчишкой с его безнадежной любовью, представления не имеющим, как глупо он себя ведет. Арчи развернулся и побрел прочь с Сент-Джеймс-плейс. Возможно, жизнь в мире Селборна ему чужда, возможно, с каждым мгновением, проводимым в этом мире, он все больше теряет самого себя… Но, по крайней мере, там он не испытывает столь тяжелых чувств.

В Лондоне прочно утвердился май, ощутимо повеяло летом. Хотя перемены были не столь разительны, как для обитателей коттеджа Нетли – там окрестные поля и леса наверняка внезапно взорвались зеленью подобно спичке, зажженной в темной комнате, – однако наступающий сезон чувствовался и в столице. Цветы торжественно высвобождались из туго свернутых бутонов, в воздухе носился безошибочно узнаваемый запах теплой земли, просыхающей после ночного дождя.

Настроения среди людей царили такие же, как в майском Биддингтоне. Британцев – неважно, жили они в Дорсетшире или Лондоне, на севере, юге, востоке или западе, – по-видимому, всегда воодушевляли приход тепла и солнечный свет хотя бы потому, что появлялась возможность пожаловаться на нечто новенькое. Сходство должно было согреть душу Китти, но вместо этого ее охватила пронзительная тоска по дому. За сто миль отсюда Беатрис, Гарриет и Джейн трудились в саду или шли на ярмарку – а тот факт, что Китти не могла знать это точно до получения очередного письма, бередил ей душу.

Китти воспользовалась потеплением, чтобы организовать прогулки с Пембертоном и Кроутоном, одну вслед за другой, в надежде, что иллюзия уединенности – тетя Дороти и Сесили следовали в нескольких шагах позади – вынудит каждого из джентльменов объясниться в любви. Ее ждало разочарование. Пембертон потратил час на то, чтобы слово в слово изложить последнюю проповедь викария – совершенно неинтересную речь на скучнейшие темы терпения и смирения, – а также последовавший за ней разговор с матерью. Насколько было известно Китти, мать Пембертона ушла на покой и предпочитала не появляться в свете, за исключением посещений церкви. Должно быть, крайне скучная женщина эта миссис Пембертон.

Китти перестала прислушиваться к разглагольствованиям спутника, мысленно занявшись планированием пикника, который собиралась устроить для сестер сразу по возвращении домой.

– Однако гордость тоже важна, в этом мы с матушкой согласны, – произнес Пембертон. – Гордость за свой род и семейное имя. Именно поэтому матушка настаивает, чтобы я женился на достойной, породистой христианке, которая поможет начать мою политическую карьеру.

Определение «породистая», по мнению Китти, следовало применять к домашнему скоту, но не к женщине.

– Как я вас понимаю, – откликнулась она сладким голоском. – Я бы очень хотела с ней познакомиться.

Собственно, это было правдой, иначе как еще Китти сможет доказать этой женщине, что она достаточно «породистая»? У миссис Пембертон, по-видимому, высокий уровень ожиданий, и ему необходимо соответствовать хотя бы для виду. Если предложение руки и сердца затягивается по этой причине, то Китти была уверена, что ей удастся очаровать миссис Пембертон с помощью… цитат из Библии или чего-нибудь в том же духе.

– Возможно, – благостно предложила Китти, немедленно усваивая новую роль, – нам следует вместе посетить церковную службу.

– Уверен, ей бы это очень понравилось, – просиял Пембертон. – В какую церковь вы ходите?

Только этого не хватало!

– Рядом с домом моей тетушки, – уклончиво ответила Китти. – Небольшая, но довольно красивая.

Она отвлекла его, спросив, как называется цветок, мимо которого они проходили. В ответ последовало перечисление латинских названий всех образчиков флоры и фауны, попавшихся ему на глаза, и эта лекция растянулась до конца прогулки. У Китти осталось лишь несколько минут на передышку до прибытия мистера Кроутона. Хотя он стал ее поклонником позже, чем Пембертон, Китти была уверена, что его удастся подтолкнуть по меньшей мере к объяснению в любви. Казалось, его потрясало всякое проявление внимания с ее стороны, он каждый раз выглядел польщенным, когда она соглашалась с ним танцевать.

– Еще один? – слабым голосом печально спросила Сесили. – Сейчас?

– Тише, дорогая, Китти улаживает дела, – ласково пожурила ее тетя Дороти. – Может, расскажешь мне ту историю о Шекспире? Мечтаю услышать ее снова.

Если в общении с Пембертоном главным испытанием была его болтливость, то с Кроутоном, наоборот, застенчивость. Он молча шел рядом с Китти, вытаращив глаза, словно секунду назад отведал острого блюда, и был более чем счастлив предоставить ведение беседы своей спутнице. Это устраивало Китти гораздо больше, нежели манеры Пембертона, но отнюдь не увеличивало вероятность того, что Кроутон наберется храбрости заявить о своих намерениях. Китти вздохнула.