— Ха-ха, древний, — засмеялся Ткач, — очень древний. Поставлю на тебя, как на чистокровную верховую! Помнишь тех ребят, что теперь кондитерской фабрикой у вас заправляют? Так вот они тебе чемоданчик передадут. Позвонят, скажут, что от меня. Там и твой процент есть. Ты его привезёшь в министерство заместителю. Когда в Москву приедешь, позвонишь. Я тебе скажу, кто тебя будет ждать. Понял? Я уже этот канал пробил. Надо только успеть. Помнишь, как Сорокин вечером тон изменил свой? Патрон помог. Так вот, чтобы окончательно всё решить, надо успеть поставить точку и пожирнее.

— Я всё понял, Андрей Петрович, — с волнением в мыслях о предстоящей операции ответил Ткач.

Он знал, что у Старикова слова с делом никогда не расходились. Ещё работая под его началом здесь, в городе, он не раз трясясь от страха, развозил различным людям толстые конверты. Некоторых из них он знал как следователей и адвокатов. Ткач чувствовал тогда этот риск, но всё обходилось. Лишних вопросов не задавал и всё решалось.

Позже местные депутаты, ушедшие в Государственную Думу протолкнули Старикова в министерство. Он продолжал решать вопросы в городе через Ткача. Помогать не забывал — вместе с друзьями тестя двигал Сергея по карьерной лестнице.

— Андрей Петрович, спасибо Вам за заботу, — с откровенной благодарностью произнёс Ткач, — я ещё за прошлое не расплатился!

— Брось Серёга, — решил подбодрить его Стариков, — все мы в одной подлодке. У тебя ещё будет возможность позаботиться о своём старом друге. А то, что я сказал, сделать нужно, не раздумывая, иначе можем оказаться не у дел! Ребята тебе позвонят от моего имени и назначат встречу. Я не хочу, чтобы они светились около управления. На встрече всё передадут. Закажи билет прямо на сегодняшний вечер, чтобы завтра был в приёмной! Ты понял, что я сказал?

— Так точно, товарищ генерал! — громко сказал Ткач и встал с кресла.

— Можешь сесть, — пошутил Стариков, словно в реалии всё видел даже через пространство.

После чего положил трубку.

Ткач в очередной раз удивился прозорливости своего бывшего начальника и снова расположился в кресле. Он подтянул к себе книгу и стал писать не останавливаясь:

«…Но иногда наступает момент, когда исход дела зависит непосредственно от самого руководителя. Когда его подчинённые сделали, что могли, но этого не достаточно для решения вопроса…»

Ткач остановился. Последнее словосочетание ему не очень нравилось. Он задумался. Затем резко зачеркнул два последних слова и продолжил:

«… но этого не достаточно для торжества справедливости. Здесь требуется мужество самому начальнику. Когда всеобщее наступление на преступность захлебнулось под ожесточённым сопротивлением врага. Настоящий командир, даже генерал, должен поднять в атаку верных людей. Возможно, жертвуя собой лечь на амбразуру, предоставив подчинённым идти дальше. Освободить народ от разгула преступности, от беспредела коррупции. Подарить людям радость мирной спокойной жизни, которую они заслужили…»

Эта мысль о героическом поступке так сильно захватила Ткача, что он забыл про обед, продолжая писать…

— Вот истинное наслаждение творить, — с восторгом думал он искренне веря в необходимость произведённых записей, — писать историю своей страны. Быть летописцем несущим правду будущим поколениям. Пусть это не совсем я, но тот о ком я пишу живёт во мне, а может даже где-то рядом в реале.

Маленький червячок сомнения периодически возникал у него в душе, что всё же он несколько приукрашивает ситуацию. Слегка изменяет сюжет. Но ведь это вполне допустимо может существовать. Ну, пусть не с ним, так с другим генералом. Ведь он должен писать не от своего имени, а от обобщённого образа.

Что же это получится, если описывать всё подряд. Как он ест, пьёт, ходит в туалет. Тогда это будет личный дневник. А в данном случае он должен изложить не свою субъективную жизнь, а объективную правду! Ведь главное не сама процедура достижения цели, а окончательный результат. И он, безусловно, будет положительным.

Ткачу самому нравилось, как оригинально в излагаемое вплетаются параллели с героями Отечественной войны, а потом и становления советской власти.

Он хотел уже найти аналоги битвы с преступностью в великой победе над шведами, но случайно посмотрев на портрет Петра Первого, остановился. Что-то недовольное было в его лице. Как-то не так стали топорщиться усы. А глаза, словно два чёрных буравчика слишком строго смотрели на Ткача.

Генерал отложил ручку.

— Главное в нашем деле не перегнуть палку, — подумал он, — чтобы читатель чувствовал реальность и правдивость прочитанного.

Ровно в шесть вечера на телефон Ткача позвонил неизвестный и с южным акцентом просипел в трубку:

— Сэргэй Эвгэнич?

— Да, я слушаю, — ответил Ткач, неприятно поморщившись. Подумал, что опять придётся иметь дело с «чёрными».

— Рэстаран «Арагви» знаэшь? Жду в сэм, — прозвучал голос проглотив мягкость последнего слова.

— Что всем? — раздражённо не понял Ткач, но тут до него дошёл смысл сказанного и он исправился, — хорошо в семь буду!

В трубке зазвучали гудки. Ткач посмотрел на часы. Времени было предостаточно. Он хорошо знал этот грузинский ресторан ещё по молодости. До него было с полчаса езды.

— Оленька, — обратился он к секретарше по громкой связи, — закажи мне билет на поезд в Москву. Чтобы часов в семь прибывал.

— Хорошо, Сергей Евгеньевич, — слегка недовольная, что придётся задержаться отозвалась Ольга, — как обычно СВ? Командировку будем оформлять?

— Да, всё как всегда, — ответил Ткач, — завтра вечером вернусь. Скажешь замам, что срочно вызвали в министерство в связи с инспекторской проверкой. Билеты пусть лежат на брони, я сам заберу.

— Хорошо, Сергей Евгеньевич, — отозвалась Ольга, просматривая свою записную книжку.

Ткач подумал, что ответственность самое важное качество в секретаршах. И порадовался, что ему повезло. Он вспомнил, что совершенно не ел сегодня и, открыв бар, налил себе фужер коньяка.

Посмотрел чем закусить, но ничего не найдя, обернулся к портрету Петра на стене.

— Вот к чему по твоим стопам идут трудоголики! — сказал он вслух, приходится вместо еды коньяк трескать!

А затем в приветственном жесте приподняв фужер, выпил коньяк до дна.

Почувствовал, как внутрь потекло тепло. Вернулся в кресло. Откинувшись на подголовник, Ткач закрыл глаза. Он подумал, что в последнее время его жизнь стала как-то быстрее течь. Словно усиливающееся в узостях каньона течение реки. Рабочий день начинается ещё ночью и если не успеть приклонить голову к подушке, он может перейти в следующий.

Раньше Ткач вёл деловой календарь, мог планировать на несколько дней, даже недель. Теперь за этим следит секретарь, но никакой уверенности нет даже на сутки. В любой момент надо быть готовым куда-то сорваться, что-то предпринять. Практически незаметно он перестал владеть своей жизнью. Она стала принадлежать той военно-бюрократической системе, в которую он попал и теперь его несёт все быстрее в неизвестность.