– Уже и не знаю, куда еще обратиться, – с тоской проговорил Рэймонд, а по его щеке стекала капелька визина. – Я на все готов.

Он покопался в интернете и вычитал, что в таких случаях может помочь операция. И теперь просил меня произвести с ним нечто весьма похожее на то, что проделал с быком Люсеро достославный доктор Дельгадо, а именно – вживить электроды в глубинную область его мозга, чтобы их сигналы усмиряли его ОКР. В общем, Рэймонд нуждался в нейрохирургии, чтобы укротить поселившихся в своем мозге демонов. Заметьте, не для того чтобы удалить опухоль или гематому, а чтобы изменить электрические колебания в коре головного мозга.

Глубокая стимуляция мозга (DBS), которую Администрация по контролю за продуктами питания и лекарствами (FDA) одобрила в 1997 году как метод лечения идиопатического (эссенциального) тремора и болезни Паркинсона, в 2009-м получила одобрение и как средство против ОКР, но только в самых тяжелых случаях, когда медикаментозное лечение не давало эффекта. Однако DBS применяли, хотя и без одобрения FDA, также для лечения хронических болей, глубокой депрессии и синдрома Туретта.

Как или почему DBS помогает в подобных случаях, покрыто мраком тайны. Дельгадо не знал, почему метод работал на быках, точно так же, как не понимал лекарь Скрибоний Ларг, следивший за здоровьем римского императора Клавдия, почему срабатывает предложенный им в 46 году н. э. способ избавлять сиятельного пациента от болей в голове путем прикладывания к ней электрического ската.

Современная гипотеза состоит в том, что посылаемые электродами разряды тока каким-то образом блокируют или регулируют аномальные импульсы, исходящие от близлежащих нейронов. Мы знаем абсолютно точно одно: пациенты с целым рядом неврологических заболеваний чувствуют себя лучше, когда им в мозг вживляют, а потом активируют электростимуляторы.

Любая система глубокой стимуляции мозга включает три компонента: работающий от батарейки генератор электрической активности, который посылает электрические импульсы; электроды для передачи импульса в мозг и покрытую изоляцией проволочку для соединения генератора с электродами. Генератор, как правило, помещают в подключичную ямку, а проволочку пропускают вверх по шее (под кожей), за ухом и через свод черепа спускают вниз в мозг. Затем генератор включают, а управление им выводится на портативный пульт.

В настоящий момент нейрохирурги продолжают изучение вопроса, в какую именно область мозга имплантировать электроды.

Если речь идет о треморе и ригидности (неподвижности) определенных групп мышц при болезни Паркинсона, электроды устанавливают в одно из двух скоплений серого вещества, расположенных в подкорковой области и непосредственно связанных с регулированием двигательной функции, – в субталамическое ядро или в бледный шар (часть чечевицеобразного ядра). В случае ОКР электроды тоже можно поместить в субталамическое ядро (на самом деле таких ядер два, по одному в каждой половине мозга), поскольку эти два крохотных скопления нейронов в форме линз, судя по всему, участвуют не только в управлении физическими движениями, но и в регуляции всех произвольных импульсов, в том числе, как я надеялся ради блага Рэймонда, и его компульсии то и дело закапывать в глаза визин.

В то утро в операционной кроме меня присутствовали второй нейрохирург, чтобы ассистировать, три операционные медсестры, анестезиолог и электрофизиолог. Как в свое время Дельгадо, мы сначала поместили на голову Рэймонда стереотаксический аппарат. Он требовался нам по двум причинам: во-первых, чтобы сформировать наружную координатную сетку для точной трехмерной карты мозга, когда пациент будет помещен в МРТ-аппарат; во-вторых, чтобы в ходе операции голова оставалась неподвижной.

Для крепления стереотаксического аппарата анестезиолог сделал местное обезболивание в четырех точках на голове Рэймонда: в двух на лбу над каждым глазом и в паре на затылке. Затем я приставил к голове аппарат так, чтобы четыре его фиксирующих винта упирались в эти точки, и начал закручивать винты, пока они не захватили череп в плотные тиски. Выглядело это, прямо скажем, форменным варварством, хотя пациенты говорили, что процедура эта скорее пугающая, а не болезненная. Затем мы повезли каталку с Рэймондом на МРТ, чтобы сделать 3D-снимки его мозга внутри координатной сети стереотаксического аппарата, и вернулись в операционную. Я вывел МРТ-снимки на компьютер и выбрал в качестве целей правое и левое субталамические ядра. К ним трудно подобраться ввиду их малого размера и отсутствия неподвижных центров. Мы избрали самые безопасные маршруты длиной восемь-девять сантиметров к глубоко залегающим кластерам серого вещества, управляющего нашими инстинктами и наклонностями, и постарались, насколько это было возможно, по пути к целям избегать чувствительных областей мозга.

Определившись с маршрутом доступа, я уже точно знал, в каких точках волосистой части головы Рэймонда выбрить две маленькие плешки. Затем сделал два С-образных разреза и в каждом раздвинул кожу головы, обнажая черепную кость. Высверлил два круглых отверстия диаметром примерно 2,5 см и выпилил два костных диска диаметром 4 см.

Дальше следовало спланировать траекторию, начиная с левой половины мозга. Я поместил подставку для введения электродов непосредственно в том месте, где, как я решил, проводок должен войти в мозг. Внешне эта подставка напоминает миниатюрную бурильную платформу, и, как только я закрепил ее, она погрузила электрод в мозг.

Если судить по составленной в ходе МРТ топографической карте мозга, электрод расположился максимально близко к субталамическому ядру; только нейрохирургия не оперирует понятием «близко», особенно при такого рода операциях, где и миллиметр имеет значение. Нам требовалось попасть электродом точно в субталамическое ядро.

Эстафету принял электрофизиолог, наш соратник при картировании мозга, который и должен был подтвердить, попали ли мы в самую точку. Используя электроды в качестве микрофонов, он прослушивал шумы, которые создавала активность близлежащих нейронов, выведя их на динамики компьютера. А мы просто стояли и слушали. Большинству людей доносившиеся из динамиков шумы напоминали бы статические помехи при плохой телефонной связи. Но не нашему электрофизиологу: уж он-то натренировался различать уникальные звуковые шаблоны, производимые каждым кластером нейронов, как птицелов всегда отличит трель щегла от чириканья белоглазого виреона[132].

– Заглуби на миллиметр, – скомандовал он мне.

Я подрегулировал «платформу», чтобы электрод вошел в мозг Рэймонда на десятую долю сантиметра глубже. Рисунок потрескивания из динамиков не изменился.

– Еще.

Потом еще раза три мы по чуть-чуть углублялись в мозг. Тогда уже и я смог различать, как меняется звуковой шаблон статических помех. То была своего рода нейроазбука Морзе.

– Ага, вот теперь в яблочко, – сказал электрофизиолог.