в бывшей столовой заброшенной китобойной станции, добавив при этом, что следующим утром их заберут и отвезут на британское судно. Услышав мои последние слова, обращенные к ним: «Не волнуйтесь, там никого нет, и вы будете в полной безопасности», — они почувствовали огромное облегчение и, уходя в темноту, крикнули: «Muchas gracias»[70].

Мы ждали в нашей палатке на пляже. Примерно через час после того, как нас покинули сборщики металлолома, раздались звуки выстрелов, и небо над Стромнессом осветили трассирующие пули. Трассеры летали повсюду. Что, черт возьми, происходит?

Вскоре после этого в бухту вошел фрегат «Плимут» и спустил шлюпку, которая доставила на берег остальную часть нашей роты. Когда мы приветствовали их, Боб, ротный сержант, спросил меня:

— Где Терри?

— Какой Терри? — спросил я в ответ, добавив, что понятия не имею, о ком он говорит. Он назвал мне фамилию этого человека и сказал, что несколько часов назад он высадился на берег с патрулем с палубного вертолета фрегата «Плимут». Этого Терри, который был капралом, я не видел, но вдруг понял, из-за чего была вся эта стрельба. Он и его патруль стреляли по аргентинским рабочим — гражданским лицам, которым я обещал, что они будут в безопасности. Бедные работяги, и без того напуганные и растерянные, должно быть, недоумевали, что это за солдаты, которые стреляют по невинным мирным гражданским лицам.

Достаточно неплохо владея испанским языком, на следующее утро я вместе с командиром лодочной роты отправился на встречу с капитаном Астисом. Он обдумал британский ультиматум и, очевидно, не захотел подвергать себя обстрелу с моря и атаке британских солдат и морских пехотинцев. В результате он и оставшиеся в Лейте аргентинцы согласились на условия капитуляции.

Облаченный в полную военно-морскую форму, Астис держал себя высокомерно, глядя на нас надменно и пренебрежительно из-под козырька своей фуражки так, словно мы были куском говна. Он отказался признавать командира роты, капитана САС, просто заявив, что пришел сдаться сам и сдать своих людей. Оставалось десять минут до истечения срока ультиматума и открытия огня.

Я подготовил для него небольшую речь на испанском языке, которую собрал из своего разговорника. Я собирался сказать: «Para usted, mi amigo, la guerra se un sobre», — однако, как оказалось, Астис прекрасно говорил по-английски, так что у меня не было возможности продемонстрировать свои языковые навыки. По-прежнему ведя себя так, будто это он принимает нашу капитуляцию, его доставили на борт «Энтрима», чтобы он подписал официальный документ о сдаче в плен. Позже он был репатриирован в Аргентину, причем ни британцы, ни представители стран, чьи граждане исчезли после того, как якобы попали в его руки, его не допрашивали. Что касается меня, то и хорошо, что мне не пришлось испытывать свои лингвистические способности, так как оказалось, что предложение, которое я подготовил на своем ограниченном испанском, означало: «Для тебя, мой друг, война в конверте». Когда я по глупости рассказал о своем неправильном переводе своим друзьям из мобильной роты, они безжалостно меня выдрали.

Вернувшись на борт «Плимута», я по крупицам собрал информацию о том, что случилось со сборщиками металлолома. После того, как я отправил их в безопасное, на мой взгляд, место на старой китобойной станции, капрал Терри, бывший королевский морской пехотинец, склонный считать себя Божьим даром для армейской службы, увидел, что те идут к нему, неся горящие факелы и продолжая петь. Я понятия не имею, почему, но когда работяги оказались примерно в ста ярдах от него в темноте, Терри крикнул: «Стоять! Билли Рэтклифф?». Он повторил мое имя еще несколько раз, к вящему удивлению металлоломщиков, которые не понимали, о чем он говорит. Они никогда обо мне не слышали, а когда я указывал, чтобы они шли к заброшенной китобойной станции, своего имени я им не назвал. Не получив, как ему показалось, удовлетворительного ответа, Терри и остальные члены его патруля открыли огонь, причем целились они не поверх голов рабочих, а прямо в них. К счастью, ни один из аргентинцев не был даже ранен, несмотря на то, что по ним открыли огонь капрал САС и остальные члены патруля.

После этого, на борту «Плимута», три ротных «хэдсхеда» — этим словом в САС называют ответственных лиц, руководящий состав[71], — провели с Терри разбор этого случая. Я спросил его, чем он думал, окликая гражданских лиц моим именем, на что он ответил, что, по его мнению, этими людьми руководил я.

— А если это не так, то что они должны были ответить? — не унимался я.

Естественно, у него не было ответа на этот вопрос, поэтому я спросил его, сколько раз он участвовал в боевых действиях.

— Ты окликнул их моим именем, открыл огонь по этим аргам и промазал по ним. Слава Богу, что ты косой, — произнес я как можно спокойнее, хотя уже закипал от гнева. — Ты ходишь вокруг и хвастаешься, какой ты классный, — продолжал я, — и вот ты стреляешь в невинных гражданских. То, что ты сделал, могло привести к серьезному инциденту. Любой бы решил, что мы банда психопатов.

Может быть, мне и было противно, но это был Полк, со своим кодексом поведения и своими методами ведения дел. В результате мы вчетвером решили, что все сказанное не покинет пределов этой каюты. Однако несколько минут спустя, когда я пил чай, один из военнослужащих патруля Терри неожиданно подошел и начал срываться на мне, спрашивая, по какому праву я обозвал его психопатом.

Я сказал ему закрыть рот, схватил Терри и затащил его в каюту. Нас заметили командир роты и старший сержант, и желая узнать, что происходит, последовали за нами. Когда дверь закрылась, я повернулся к ним и, указывая на Терри, в ярости произнес:

— Этот парень только что выложил другому солдату своего патруля то, что мы сказали ему наедине. Более того, он исказил мои слова, чтобы представить так, будто я обвинил всю роту в том, что они психопаты! — А после этого сказал Терри: — После работы у территориалов я вернусь сержантом. И когда я вернусь, убедись, что тебя там нет. Потому что, если ты там будешь, я от тебя избавлюсь. И это не угроза, это обещание.

Когда все улеглось, нас накормили и напоили, и я отправился в душ. Он был довольно примитивным — нам разрешалось три раза дернуть за цепочку, которая выпускала определенное количество воды через душевую лейку — но этого было достаточно. Жаль, однако, что флотские не разрешили аргентинским рабочим принять душ, когда их подняли