Было первое мая 1982 года, и оперативной группе оставалось еще почти три недели до начала высадки, которая, как надеялись все, приведет к освобождению Фолклендов. Спецназовцам из САС, — возможно, даже больше, чем остальным военнослужащим, запертым на кораблях, — было практически нечем заняться. По утрам мы упражнялись в чтении карт или отмечали места высадки, чтобы использовать их при управлении авиацией. Мы тренировались со своим оружием и обсуждали все, что, по нашему мнению, нам могли поручить выполнить. Каждый полдень на борту корабля Ее Величества «Гермес» эскадрон «D» собирался в закрытом помещении под палубой в кормовой части корабля. То место было известно как «Отсек 2-С», потому что именно так было написано на стальных стенах, и оно было достаточно большим, чтобы вместить весь личный состав эскадрона стоя. Наши собрания длились около тридцати минут, и после их окончания мы были свободны до конца дня, который проводили за игрой в шахматы, скрэббл, в карты, или пытаясь где-нибудь прикорнуть.

По вечерам мы непременно оказывались в баре кают-компании главного старшины корабля. В Королевском флоте выдача спиртных напитков нормируется, и каждому старшине разрешалось употреблять только две пинты пива или три шота в день[74]. Однако, будучи гостями кают-компании, военнослужащие эскадрона могли пить столько, сколько хотели, поэтому каждый вечер перетекал в вечеринку, во время которой мы покупали напитки и передавали их своим флотским друзьям. Завязывали мы часа в три или четыре утра, совершенно разбитые, встречая утро хорошим ржачем и добротной выпивкой в чьей-нибудь каюте, после чего отправлялись спать. Имейте в виду, что оперативная группа жила и работала по времени «Зулу» — то есть по среднему поясному времени по Гринвичу, и в глубине Южной Атлантики это означало, что рассвет по нашим часам наступал не раньше одиннадцати или одиннадцати тридцати утра. А поскольку у большинства из нас не было привычной койки, то отправляться на поиски таковой мы не спешили. На самом деле, я не припомню, чтобы ложился в холодную постель в это время. Как и на «Плимуте» и «Энтриме» во время операций на Южной Георгии, чаще всего койка, которую я выбирал, освобождалась ее постоянным обитателем всего за несколько минут до того, как я туда забирался. Когда ее хозяин возвращался с вахты, он стукал меня по плечу и говорил: «Можно мне вернуть свою койку, приятель?», — и я вставал, спотыкаясь, и полусонный, шел искать другое место для сна.

Авианосец не был плавучим «Хилтоном», и, как и в любом замкнутом пространстве, набитом людьми, здесь всегда воняло прогорклым пóтом, несвежей едой и мокрыми носками, сохнущими на трубопроводах. Моряки следили за чистотой, но при таком количестве людей, зажатых в плохо вентилируемых стальных коробках, зачастую с конденсатом, стекающим по стенам, атмосфера под палубой имела вонючую выдержанность. Мы могли смириться с этими неудобствами, но как и в Дофаре или в Северной Ирландии, бóльшую часть времени нам было откровенно скучно, поэтому все были вынуждены ждать, пока разведка получит достаточно информации, чтобы обозначить нам следующую цель — что-то, что мы могли бы делать.

Как правило, ждать приходилось недолго.

Вечером в воскресенье, 2-го мая, мы, как обычно, сидели и выпивали в старшинской кают-компании, когда по громкой связи из ходового мостика раздался металлический, бесстрастный голос, сообщивший всем, что подводная лодка Королевского флота «Конкерор» провела торпедную атаку против аргентинского тяжелого крейсера «Генерал Бельграно». Все флотские парни начали кричать и радоваться. Какое-то время они пребывали в эйфории, но когда примерно через час пришло новое сообщение о том, что «Бельграно» потоплен, их грохот почти поднял палубу. Новость послужила поводом для грандиозной попойки, на которой вся команда корабля воспевала хвалу Королевскому флоту до небес. Все находились в приподнятом настроении, а уверенность в том, что нас ждет впереди, никогда не казалась такой незыблемой.

Полное счастье продолжалось до понедельника, но на следующий день, 4-го мая, когда мы находились на полпути к полуденному собранию эскадрона в «Отсеке 2-С», по корабельной трансляции внезапно прозвучала команда: «Свистать всех наверх! Свистать всех наверх!»[75]

Мы не знали, что, черт возьми, происходит, но все легли плашмя — что в том тесном помещении было весьма затруднительно сделать. Секунды спустя мы услышали грохот залпов дипольных отражателей и магниевых ракет, выпускаемых из пусковых установок корабля. (Дипольный отражатель состоит из тысяч полосок тонкой металлической фольги, предназначенной для отклонения и введение в заблуждение радиолокационных головок самонаведения на подлетающих ракетах, поскольку на любом радаре такие полоски выглядят как бесчисленные изображения; магниевые ракеты выделяют сильное тепло и запускаются для того, чтобы сбить с курса ракеты с тепловыми головками самонаведения и отвести их от реальных целей). Мы с тревогой ждали. Быть запертым в стальном помещении под палубой — не то, что может понравится любому солдату САС, но самое страшное — не знать, что происходит, и не иметь возможности что-либо предпринять. И все же после первой команды на ходовом мостике воцарилась полная тишина. Постепенно все расслабились, хотя корабль оставался в полной боевой готовности. Лишь спустя час или более, трансляция снова захрипела, когда из командного поста пришло сообщение о том, что аргентинский истребитель-бомбардировщик «Супер Этандар» запустил ракету «Экзосет», и что ракета направляется в нашу сторону.

И снова мы ждали. После, казалось, еще одного бесконечного часа голос из корабельной трансляции сообщил нам, что ракетой поражен эсминец «Шеффилд» проекта 42 и что его экипаж эвакуируется на другие корабли. Наше собрание распалось, и, не найдя ничего интересного, я достал из кармана куртки триллер в мягкой обложке — странно, но хорошо помню название книги: это было «Игольное ушко» Кена Фоллетта[76]. Сев на корточки на палубе в «Отсеке 2-С», я прислонился к окрашенной в серый цвет стальной переборке, избегая железных заклепок, которые пытались врезаться мне спину, и уселся читать.

Через час или около того в помещение вошел лысеющий коренастый мужчина лет сорока и расположился напротив меня. Унылая фигура в белом шерстяном пуловере, джинсах и темно-синих кроссовках не произнесла ни слова, а просто сидела, уставившись в пол. Время от времени я с любопытством поглядывал на него. Хотя он не произнес ни слова, я знал, что одежда на нем являлась стандартной формой, которую выдавали выжившим, а его собственная, должно быть, вымокла в море — возможно, из-за того, что ему пришлось покидать корабль.

Позже один из членов экипажа авианосца рассказал мне, что человек в одежде для выживших был кэптэном Сэмом Солтом, командиром корабля Ее