Виктория смотрела на него удивленно, но не кричала и не возмущалась, и Арен осторожно развеял эмпатический щит.

Да, она была удивлена, но в ее эмоциях не было ничего неприятного, никакого гнева, возмущения или ревности.

— Вам всем надо отдохнуть, — продолжал император. — Поэтому я принял такое решение. Но у меня к тебе есть несколько просьб, Вик.

— Да? — Эмоции задрожали, но не от злости — от неуверенности.

— Первое. Вы отправитесь отдыхать, и я хочу, чтобы ты помнила об этом и старалась не портить никому настроение. Особенно — детям, и не только нашим, но и сестрам Софии тоже. Это понятно?

Она кивнула, отчетливо обидевшись. Интересно, на что? Можно подумать, она не любит портить настроение другим людям.

— Второе. Прошу тебя никому не оказывать пренебрежение. Да, и София, и ее мама, и сестры — нетитулованные, мама вообще не маг, но это не значит, что на них можно смотреть, как на грязь. София спасла жизнь нашей дочери, и я надеюсь, что ты будешь об этом помнить во время общения с ее семьей.

Обида стала сильнее. М-да, если так дальше пойдет, ни на какое море она не поедет, а все-таки будет сидеть в комнате…

— Третье. Держи под контролем не только свое поведение, но и эмоции. Если что-то пойдет не так, мне об этом сразу сообщат, и я немедленно заберу тебя с пляжа. Это тоже понятно?

Она вновь кивнула.

— Повтори, Вик.

Жена чуть покраснела, но вновь не возмутилась — только огорчилась.

— Арен… Это ни к чему, — сказала она негромко, и совсем по-детски шмыгнула носом. — Я не подведу тебя, честное слово.

Императору очень хотелось в это верить, потому что он рисковал, принимая это решение. Конечно, навредить Виктория никак не сможет, но вот затеять скандал, огорчив этим всех, особенно Агату с Александром…

— Пожалуйста, помни, что на тебя смотрят твои собственные дети, — произнес он, поднимаясь с кресла. — Остальным, в общем-то, все равно, как ты себя ведешь. Не все равно только Агате с Александром, поэтому не подводи в первую очередь их.

Она опустила голову и, вздохнув, пробормотала:

— Ты так говоришь, будто я чудовище.

— Ты не чудовище, — проговорил он как можно терпеливее, хотя в этот момент ужасно хотелось что-нибудь сжечь. — Я не знаю, почему, Вик, но ты часто ведешь себя неразумно. Постарайся, чтобы этого не было. Ради Агаты и Александра.

— А ради тебя?

— Я не припомню, чтобы ты хоть что-то делала ради меня, — сказал он резко и, тут же пожалев об этом — эмоции Виктории наполнились обидой, добавил: — Прости, Вик. И ради меня тоже, конечно. Но главное — ради детей. Все, вставай, возвращаемся в детскую.

Она покорно поднялась с кресла и последовала за ним к камину.

* * *

Этот вечер стал для Софии откровением.

Раньше она не понимала в полной мере, насколько холодно Арен относится к жене — со стороны он просто выглядел вежливым и спокойным, но он всегда заботился о Виктории, поэтому София даже не подозревала… И лишь теперь, начав чувствовать его эмоции, осознала и пришла в ужас.

Это была абсолютная пустота, чернота, бездна. Он не чувствовал к жене ничего — ни хорошего, ни плохого. Тепло и ласка — при взгляде на Агату и Алекса, холод и равнодушие — при взгляде на Викторию.

Софии было больно из-за этого. Как он может так жить? Это ведь невозможно! Даже обычному человеку должно быть невыносимо, а уж Арену… Он эмпат, а эмпатам необходимы приятные эмоции, особенно от родных и близких людей.

От родных и близких… София, воспринимая императора частью себя, понимала и то, что Виктория не является для него родной и близкой. Она просто есть, существует, как мебель, стены и окна, и больше ничего.

Оставить все на своих местах… Защитница, на каких местах?! Неужели Арен действительно считает, что отказ от физической близости что-то изменит? Все, что могло случиться, между ними уже случилось, и этот маленький шаг не казался Софии особенно важным. Она любит его, любит до глубины души, и от того, будут они спать вместе или нет, ее чувства не изменятся. И он ее любит, и никуда от этого не деться, и это гораздо важнее, чем постель, гораздо! И если раньше Арен лишь играл с ней, то теперь все по-настоящему.

Неужели он думает, что она сможет лишить его этого настоящего? И не только его — себя тоже.

Побыв с детьми около двух часов и пообещав, что завтра они обязательно встретятся, София отправилась в кадровую службу за новым браслетом связи. Ходила она в сопровождении охранника, и от слуг, которых встречала по пути, слышала радостные поздравления с возвращением, чередующиеся с восклицаниями вроде: «Ох, вы живы! Как же хорошо!»

Легенду о том, почему она жива, София уже успела выучить наизусть — ее рассказал Вано, получив инструкцию от императора на браслет, — но пока врать никому не понадобилось. И девушка, застегнув на запястье новое средство связи, вернулась в детскую. Попрощалась с детьми до завтра, пожелала доброй ночи необычайно тихой Виктории, и вошла в камин вместе с императором.

— Странно, что ее величество позволила тебе перенести меня домой, — пробормотала София, пока Арен строил лифт.

— Она вообще в последнее время удивительно покладиста, — кивнул император. — Психотерапевт знает свое дело. Надо попросить Валлиуса премию ему выписать, если так и дальше пойдет.

— Бедняжка. Не представляю, что она чувствовала, когда смотрела со стороны на портальную ловушку…

— Виктория недолго на нее смотрела, почти сразу упала в обморок, перед этим родовой магией уничтожив все деревья и траву вокруг музея.

— Кошмар, — ужаснулась София. — Так и с ума сойти можно было.

— Можно, но обошлось.

Стены лифта засветились, закрывая собой языки пламени — и через несколько секунд опали. Арен сразу начал с любопытством оглядываться, изучая письменный стол, книжный шкаф, гардероб, большое зеркало и узкую кровать — нехитрое богатство, среди которого София прожила всю жизнь.

Она любила свою комнату, особенно письменный стол, за которым было нарисовано множество рисунков и прочитано множество книг. Эти самые книги с трудом помещались в шкафу — хотя, конечно, далеко не все, что она читала, было у нее здесь, многие книги София брала в библиотеке. А в гардеробе Лиз любила прятаться, когда была маленькой, а Рози вообще один раз там уснула во время игры — еле отыскали, а потом хохотали втроем…

— Очень уютно, Софи, — сказал Арен с теплотой, и она чувствовала — ему понравилось. — Доброй тебе ночи. — Он взял ее руку и поцеловал ладонь. — А я пойду.

Он хотел отойти, чтобы начать строить лифт — София поняла это. Но она не дала — обняла за шею и, прижавшись, поцеловала в щеку.

Было немного неловко, потому что она не очень понимала, как себя вести.