— Они уехали.

— Как уехали, я же просил дождаться!

— Когда я прибыл, их уже не было.

— Докладывайте!

Женщина смотрела на них испуганными заплаканными глазами, ее колотило, она не могла молчать.

— Вы же знали, что он в опасности, раз на него совершили покушение! — вдруг закричала она Токареву прямо в лицо. — Почему не выставили охрану? Чуть не погибли люди, всю палату разнесли, окна нет, оборудование испорчено! Могли погибнуть наши работники. Вы вообще соображаете, что делаете? Я этого так не оставлю! Я напишу в прокуратуру!

Токарев полоснул по заведующей острым, как бритва, холодным взглядом и приблизил лицо.

— Напѝшете, — в его спокойном голосе слышались угроза и задавленная ярость. — Потом. После. Сейчас мне нужно знать, где больной, что с ним.

Заведующая отступила назад и вздрогнула. Мороз пробежал по ее спине.

— Он переведен в другую палату, — неожиданно тихо сказала она. — На этом же этаже, дальше по коридору, через дверь.

— Где отец? — Токарев посмотрел на Солнцева.

— Увезли в отделение. Около палаты Свекольникова выставили пост.

— Как это «увезли»? Я же приказал ждать меня! Вы звонили оперативному, передавали мой приказ?

— Так точно, Николай Иванович.

— Так почему же ничего не выполнено?

— Не готов ответить. Наверное, произошел какой-то сбой взаимодействия или кто-то отменил ваш приказ. Нужно в отделе разбираться.

— Разберитесь, — он секунду помедлил и тихо, но с раздражением добавил: — Пожалуйста. Что с отцом?

— Ему оказана медицинская помощь, — пояснила Зинаида Иосифовна. — Я просила оставить его здесь, но меня не послушали.

— Что-то серьезное?

— Как посмотреть. Простреленное ухо, легкая контузия — пуля скользнула по черепу, и ссадина на виске, полученная при падении от потери сознания. Он нуждается в постельном режиме минимум на неделю, вы сами должны понимать. Сделали укол, дали успокоительное. Его психическое состояние вызывает опасения. Истерика.

— Понятно. А вы как тут оказались?

— Я живу недалеко, мне сразу позвонили, и я прибежала.

— Я слышал, Эдуард очнулся?

— Пришел в сознание, но сейчас спит. Я вас к нему не пущу, пока он не пройдет полное обследование. Что хотите делайте. Имейте в виду: минимальное напряжение, волнение, страх, могут его мгновенно убить. Сейчас ему труднее, чем когда он находился в коме.

— Я понял. Сколько времени займет обследование?

— Дня два минимум; возможно, больше. Мы с Алексеем Николаевичем в контакте, так что я позвоню, когда будет информация.

— Зинаида Иосифовна, прошу вас, никому ни слова, что парень в себя пришел. Понимаете? Ни родителям, ни друзьям, никому. Кто-то очень боится, что Эдуард заговорит, и, если гады узнают, что он очнулся, ну…

— Не продолжайте, я поняла. С меня хватило.

— Ну хорошо. Если у вас всё, мы с капитаном пройдем, осмотрим место происшествия, — Токарев сделал несколько быстрых шагов по коридору, вдруг резко развернулся и подошел к заведующей. — Извините, если что не так. Все на нервах. Спасибо вам.

Молодой сержант в теплой куртке с коротким автоматом на груди охранял сразу два помещения. Старую, разрушенную, и новую, освобожденную от двух жильцов, палаты Эдуарда Свекольникова.

Разбитую часть окна кто-то кое-как завесил старым байковым одеялом, которое нисколько не препятствовало доступу холодного воздуха с улицы, но защищало от снега. За прошедшие с момента происшествия полтора часа палата полностью выстудилась. Токарев зажег свет и ужаснулся.

Усыпанный острыми и кривыми, как турецкие ятаганы, осколками пол, лужи, грязь, везде натоптано, рассыпанные по углам мандарины, какие-то пакеты и бутылки. Кровати, капельниц и аппаратуры не было. Токарев наклонился и поднял открыточную иконку.

— Холодно-то как, — он присел возле пулевого отверстия в стене. — ПМ? Оружие и гильзы где?

— У меня. Три гильзы 9 мм, стандартные, пистолет Иж-71-100 с самодельным глушителем, в магазине шесть патронов, один в патроннике. Всего семь. Две пули, по-видимому, улетели в окно, одна сидит здесь. То есть оружие было полностью заряжено. Еще очки нашел чьи-то. Возможно, стрелок потерял или от предыдущего больного остались.

— Какого еще больного? — автоматически переспросил Токарев.

— Пока неясно. Первое, что приходит в голову, — тут в свое время скончался кто-то, дал дуба, а очки его упали за тумбочку и сохранились там до лучших времен.

— Всё?

— Не совсем. Еще нож есть раскладной, окровавленный. Как я понял, этим ножом Роман Сергеевич отбивался и ранил нашего стрелка.

— Понятно, — следователь усмехнулся, отодвинул одеяло, закрывающее окно, на секунду выглянул наружу и сразу задвинул одеяло на место. — «Темная ночь, только пули свистят по степи». Сиганул в окошко с третьего этажа — и привет. Надо в сугробе поискать, может быть, он там и остался, или валенки его, или шапка.

— Или парашют.

— Что, никаких следов? Где наши эксперты-то?

— На подоконнике след есть, — вставил Солнцев. — Достаточно отчетливый. Снег в разбитое стекло налетел и растаял, а злодей в него наступил.

— Пойдем отсюда, Алексей Николаевич. Надо бы понять, как киллер смог, никем не замеченный, проникнуть сюда. Возможен сговор с охранником. Возьмите на заметку. Вот что. Я поеду в отдел, попробую поговорить со Свекольниковым-старшим, а вы оставайтесь тут за старшего. Доработайте всё. Опросите всех под запись: кто где был, кто что видел, кто звонил и во сколько. Особенно плотно поработайте с охранником. Проследите за экспертами, чтобы отсняли каждый уголок палаты. Отпечатки пальцев, следы крови на полу и след ботинка на подоконнике. Передайте на экспертизу по акту гильзы, оружие, очки и нож. Чтоб срочно всё сделали. У нашего дела высший приоритет. Даже еще выше высшего!

— А толку? Из двух наших мастеров один на больничном с прошлой недели, а второй… ну, ты его знаешь — ни рыба ни мясо. К слову сказать, на третью вакансию в экспертную группу пятый месяц никого найти не могут. Вот и все приоритеты.

— Значит, без них соберем все лавры, ордена, медали, медные и всякие другие трубы.

— Трубы мне на дачу нужны.

— Вот и хорошо! Смотрите по обстоятельствам. Главное — бумага. Чем больше будет бумаги, тем нам же легче, да и дело солиднее выглядит. И не забудьте, утром начальство нас ждет на совещание. Если что, звоните.

* * *

Около двух часов ночи Токарев приехал в отдел. Роман Сергеевич не спал. Он неподвижно сидел на лавке и что-то беззвучно шептал. Сквозь решетчатую дверь следователь с минуту смотрел на белые бинты, накрученные на его голову, которые, казалось, светились в полутемной камере. Услышав скрежет ключа, задержанный открыл глаза и повернул голову, а увидев следователя, глупо улыбнулся. В камере включили свет.