Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и что мне теперь делать? – спросила она. – На работу с таким фингалом не примут, всех денег – восемьсот баксов, ни квартиры, ни мужа, ни хрена!
– Поживешь пока с нами, – успокоил ее отец Василий.
– А как матушка?.. – засомневалась Вера.
– Ну что ты, Олюшку мою, что ли, не знаешь?! – укоризненно засмеялся отец Василий. – А работу мы тебе подыщем. Вон Анзор недавно жаловался, что никто к нему идти работать не хочет.
– Кем? – настороженно поинтересовалась Вера.
– Ну вроде официантки. Да и платит он хорошо, а не всякая может весь день у дороги стоять, на жаре да в пыли… – отец Василий осекся. Ему бы эту работу хвалить надо, а он…
– Спасибо за откровенность, батюшка! – рассмеялась Вера. – Надо попробовать. Мне сейчас любая работа подойдет! – И вдруг добавила со смесью печали и досады: – Всю жизнь вы мне, батюшка, сломали!
Отец Василий молча проглотил слюну. Так бывает. Не все одинаково готовы радикально изменить свою жизнь. И одним на этом пути бывает легче, а другим – тяжелее. Вера – из вторых, слишком уж наполнена она гордыней и неправедным гневом. Потому и мучается, и других в своих бедах винит. Отец Василий понимал ее, как никто, – сам был таким.
* * *
Олюшка оказалась на высоте, приняла Веру, словно свою сестру. Отец Василий смотрел, как легко и естественно обходит его жена острые углы – а Вера вся была из сплошных углов, – и радовался. Ольга не пыталась строить из себя ничего особенного, она просто была такой, как всегда, – уютной, домашней и невероятно обаятельной женщиной, но этого было достаточно.
Отец Василий еле сдержался, чтобы не начать расспрашивать Веру о Парфене. Она определенно знала о местных бандитских делах намного больше, чем он. Но священник чувствовал, что напоминать этой многое пережившей девушке о прошлом слишком жестоко и в высшей степени неблагородно.
Вере отвели угол в будущей детской, на раскладушке под большим округлым окном с видом на рощу, и решительная, казалось, совершенно лишенная сантиментов женщина с трудной судьбой, только что без умолку утверждавшая свое «я» на новом месте, внезапно растрогалась и смолкла.
– Как у вас хорошо, – прошептала она, и Ольга, положив на раскладушку белье и одеяла, тихо вышла.
Уже когда они ложились, отец Василий нежно прижал супругу к себе.
– Ты – лучшая терапия на свете, – ласково сказал он. – Мне тебя Господь подарил.
* * *
На следующий день, в понедельник, без пяти одиннадцать отец Василий уже стоял на пристани. Вокруг лениво шныряли загорелые мужички, предлагая немногочисленным зевакам прокатиться на острова, но настоящей работы для них сегодня не было – по понедельникам усть-кудеярцы большей частью работали. Отец Василий заметил здесь и Петра, с которым не так давно штурмовал теплоход, а расстался всего-то сутки назад, и приветливо ему улыбнулся. Петр радостно улыбнулся в ответ, обнажив щербатый рот на черном от загара лице, и что-то сказал своему товарищу. Теперь уже оба они пялились на священника, отчего отец Василий чувствовал некоторую неловкость. Он понимал, что тогдашние события с теплоходом давно и весьма активно обсуждаются местным населением, а такая слава лично ему была не нужна.
«Хорошо еще, что они про субботние события ничего не знают!» – попытался утешить себя священник. Но успокоиться не удавалось, после «рыбалки» с Костей все, связанное с рекой, вызывало в нем только тревогу. Он понимал, что это глупо. Жизнь волгарей, хочешь не хочешь, насквозь пропитана этой великой рекой, и бояться Волги только потому, что с ним здесь что-то случилось, глупо и нелогично. Но сегодня он был как раз глуп и нелогичен.
Где-то на горизонте раздался мерный рокот, затем среди бескрайних водных просторов появилась серебристая точка, ровно в одиннадцать ноль-ноль превратившаяся в роскошную моторную лодку, причалившую к пристани. По правде говоря, выросший на реке отец Василий такую лодку увидел впервые. Сверкающие перламутром борта плавностью своих линий напоминали бедра прекрасной женщины, а пульт управления – не приборная доска, нет, именно пульт управления – чем-то отдаленно напоминал кабину авиалайнера.
– Батюшка, милости просим! – раздался голос из лодки.
Отец Василий вгляделся. Капитан – а рулевым его и язык не поворачивался назвать – приветливо кивнул. Священник на всякий случай, словно на пристани мог скрываться еще какой-то «батюшка», оглянулся по сторонам, подошел к лодке и, подобрав полы рясы, осторожно ступил на сверкающую поверхность.
Капитан улыбнулся.
– Смелее ступайте, батюшка! Это же титановый сплав, ничего ему не сделается!
Отец Василий вздохнул, спустился вниз и уселся в ласково принявшее его в свои объятия кресло.
– Ну вот и все. Поехали! – залихватски распорядился капитан и увеличил обороты.
Лодка заурчала, и слышалась в этом звуке такая мощь, что отец Василий ощутил восторженный холодок в спине. Он глянул назад. Потрясенные лодочники сгрудились на пристани. Урчание немного изменило тембр, и уже в следующий миг и пристань, и лодочники, и весь Усть-Кудеяр остались далеко позади.
«Вот такими удобно устроенными вещами и прельщает моих прихожан все мирское, – подумал священник. – Человеку, управляющему такой мощью и красотой, трудно представить себе, что наступит момент, когда от его мнимого всемогущества не останется ничего. И будет он беззащитен и наг, как в день своего рождения».
Они мчались достаточно долго, пока справа не появился тот самый остров Песчаный, с которого чуть более суток назад в такой панике бежали и сам батюшка, и главный врач местной больницы.
«Этого мне еще не хватало! – ужаснулся священник. – Да нет, вряд ли мы едем сюда… не может этого быть!»
И тогда капитан сбавил ход и начал аккуратно подводить чудо-лодку к небольшим, ярко окрашенным мосткам пристани острова Песчаный.
«А что я, собственно, волнуюсь? – подумал отец Василий. – В конце концов, здесь много разной публики отдыхает, но никто ведь не говорит, что все они имеют отношение к той ночной погоне!» Но спокойствие не приходило.
Отец Василий ступил на мостки, огляделся и сразу же увидел на берегу министра. Он узнал его по жесткому изгибу губ и характерным, прекрасно заметным на всех фотографиях морщинам на лбу. Некоторое время они изучающе всматривались один в другого, а потом, когда отец Василий подошел поближе и спрыгнул на мелкий чистый песок, министр подошел и протянул руку. – Ну здравствуйте, батюшка!
Ладонь Козелкова была маленькой, сухой и крепкой.
– Здравствуйте, Вадим Николаевич, – ответил священник. – Вы приглашали, я приехал.
– Тогда не будем терять времени, – понимающе кивнул Козелков. – Идемте.
Отец Василий прошел вслед за Козелковым мимо густых зарослей ивняка и вскоре оказался на большой песчаной поляне у самого Дома рыбака. Он впервые видел это известное еще со времен развитого социализма сооружение и поразился его современному евроамериканскому дизайну. Страшно было подумать, какие деньги были затрачены, чтобы партэлита могла полноценно отдохнуть в конце напряженной трудовой недели. Теперь здесь отрывались все, у кого были деньги, и большей частью всякая полукриминальная, а то и вовсе откровенно уголовная шваль вроде того же Парфена.