Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смотрел на это одним глазом. Другим я смотрел в ухо Архангелу Гавриилу. Так плотно мы жались к танку, прячась за башню. Гавр толкнул меня, крутнулся ужом и полетел с брони. Я, вздохнув, как перед прыжком в колодец, – следом. Как меня учили, ноги, руки, карабин – сложил. И всё одно – отбил себе всё и сразу. Покатился, полностью потерявшись, дезориентировавшись. Несколько секунд вынужденно провёл в роли мишени – пока понял, где земля, где небо, где свои, где не свои.
Малыш Кораблёва, который мы только что покинули, скрежетал, раздавливая орудие. Десант в рукопашку рубился с обслугой и пехотой прикрытия. Оскаленные в ярости и ужасе лица, разинутые в криках рты, занесённые над головами приклады, лопатки, штыки.
Мгновение – и время снова пошло. Не так быстро, как обычно, но пошло. Я – сориентировался. Я – «в ярости»! И пусть весь мир подождёт! А стрелять в таком состоянии – сложно, но нужно. Я с колена отстрелял магазин, поменял, отстрелял, побежал догонять Кровавых Воронов. Шаг, два – мир «моргнул» и вернулось нормальное течение времени, с нормальной цветовой гаммой и звуками. Я аж споткнулся, сердце болезненно ухнуло.
Гавр оказался рядом, тут же вырос, как из-под земли пенёк Громозеки, протянул мне флягу.
– Ну, ты! Командир! Как из пулемёта дал! И каждый выстрел – в цель! Я такого ещё не видел!
– Даст бог – увидишь! – прохрипел я, осматриваясь: – Так, давай ракету на отход! Зарвёмся! Дали в пятак – пора и валить! Нас ещё «свинья» ждёт!
На ходу «грузились» на танки, подсаживая, затягивая друг друга. К сожалению, не все. Чадящими факелами горели два танка – один из Малышей и обычная Т-34 с гранёной башней-гайкой нижегородского соседа автогиганта, инкубатора наших Единорогов, с завода «Красное Сормово». Лежали пятнистыми кочками наши павшие. Не могли мы их собрать. Раненых бы не оставить врагу.
А нам – ещё в бой!
Этим лихим гусарским набегом мы обезопасили себе тыл, подавив противотанковую поддержку панцеров и развеяв их пехотное прикрытие. А вот теперь пора и за них взяться, за танки с крестами!
Встречный танковый бой! Приголубленный батареями РГК, панцердивизион вдруг осознал, что с тыла и флангов на них заходят не серые волки-собратья. А танки в выцветшем хаки, стреляя с коротких остановок.
И закрутились немцы, как карась на сковороде, не зная, от кого прятать корму – от танков или от Единорогов с сорокопятками остатка полка ИПТАП. А командование немцев не может пробиться сквозь «белый шум», не может скоординировать танковые экипажи. Не привыкли немцы к самоуправлению, к отсутствию связи. Да, к хорошему привыкаешь быстро.
А тут ещё и рассерженными шмелями залетали бронебойные пули повылезавших из своих нор бронебойщиков. Расчёты ПТР сидели в своих замаскированных ямах, выжидая удобного момента. И вот он настал – на них никто не обращает внимания. Можно почти в упор расстреливать уязвимые места танков – лючки, смотровые щели, ведущие колёса, траки гусениц.
Танки сходились лоб в лоб, со страшенным грохотом таранных ударов. Мощнейшие взрывы боеукладок взметали башни танков к облакам, пехота рубилась штыками и прикладами, гранаты рвали и своих, и чужих. Бронебойные пули и снаряды разрывали людей на куски, кровавые брызги висели в густом от дыма и пыли воздухе.
Яростное безумие. Никто не искал спасения, ни егеря, ни эсэсовцы. Рубились, пока не падали замертво.
Я, опять «упав в ярость», расстрелял все патроны, перекидал все гранаты. А когда пришла пора штыка, меня «выкинуло» в обычное течение времени. Выкинуло силком. Вернулся звук, грохотом вернулся, удар в спину, небо и земля поменялись местами, сердце бухнуло и замерло, свет погас.
– Прохор! – откуда-то издали донёсся отчаянный крик Громозеки.
Ритмичное раскачивание. Это меня волокут.
– Очухался!
Меня поставили на ноги. Трое – Прохор, Гавр и Громозека.
– Чё там? – прохрипел я, закашлявшись.
– Порвали мы друг друга на кровавые ошмётки и расползлись на исходные, – образно доложил Громозека.
Я попытался кивнуть и тут же застонал от боли в голове. Вот это отходняк!
– Расползлись?!
– Расползлись. Немец давит теперь, но не сильно. В атаки не идёт. Огневая дуэль. Позиции сильно разбиты. Большие потери. Отходить надо.
– При свете дня отходить – погубить вообще всех. До вечера держаться! Зубами держаться! Ой, пацаны, опять батарейка садится!
Пришёл я в себя уже ночью. Остатки бригады отходили на последний, внутренний периметр обороны. Я думал, у меня отходняк от гиперактивности нервной системы, оказалось, что только частично. А в основном контузия от взрыва боекомплекта Малыша – Т-34М Кораблёва.
Подсчитал потери, ужаснулся. Да, набили мы много немцев, но их там – полная Европа, а у меня – каждый пацан – невосполним!
Фактически за вчерашний день оперативная группа прекратила своё существование. У меня осталось в строю меньше тысячи человек, три Т-34, все коцаные, пробитые, семь Единорогов и четыре Т-70М. Да, ещё две сорокопятки ИПТАПа и мой «паровой молот», который, экономя боезапас, почти не стрелял, потому остался «невскрытым». Основные потери в танках мы понесли во встречном бою с эсэсовцами, там же Вороны десанта стали на самом деле Кровавыми, а вот орудия и самоходы ПВО мне выбили «фоккеры», падлы!
Связался с Ватутиным. Спецсвязь ещё работала, как ни странно, хотя нас уже полностью и очень плотно окружили. Доложился.
– Ты держись та…
Сглазил. Высокочастотку нашли немцы. Теперь – только радио. Пока батареи не сдохнут. Все генераторы заранее вывели из кольца окружения. Очень уж они дефицитные, понимаешь. У нас на всю бригаду был один. Ещё два у немцев отбили. Отбили бы больше, но мои бойцы – что дети малые, не понимают, какая ценность – генератор, дырявят их, как решето. Рассказывают потом мне сказки, что бой был, немцы, понимаешь. Не понимаю! Немца – убей, а зачем генератор-то дырявить.
Стал прикидывать палец к носу, то есть обдумывать дальнейшие наши телодвижения, но был остановлен Волчарой:
– Ты отстранён от командования.
Я попытался рассмеяться, простонал:
– С хрена ли? И кем?
Он предъявился. Бумажки мне суёт. Да, с таким званием по окопам в тылу врага шариться?!
– Ну, и дальше что?
– Формируем ударную группу. На рассвете – пробиваться будем.
– Место прорыва по радио согласовывал?
Он выжидательно смотрел на меня.
– Ты же сам сказал, что слушают нас. Даже немудрёные наши шифры понимают. Нельзя радио пользоваться.
– Поучи отца…
– И баста! – подсказал я ему. – Дело твоё, командир. Ты только ребятишек моих не угробь!
Мой двойник с блиндажа пустого штаба изображал интенсивный радиообмен. Бойцы провели перегруппировку, окружение погрузилось в сон.