Вообще вся военно-техническая логика альянса (как и США самих по себе) построена на принципе реализации абсолютного военно-технического превосходства. Это логика гитлеровского блицкрига, это логика Хиросимы и Нагасаки.

Жизнь показала, что ни та, ни другая логика не работают по отношению к России. Не будет абсолютного превосходства, ни ядерного, ни неядерного. Сирия показала, что русские прекрасно воюют даже не совсем за себя. Значит, не избежать огромных потерь – и человеческих, и материальных. Монстр НАТО биться с «русским монстром» не готов ни при каких обстоятельствах, а сказка о том, что русская армия – это пьяные, разложившиеся люди и неработающее ржавое старье, очевидно для всех уже ничему не соответствует.

Зачем тогда НАТО? В смысле – в отношении России? На что именно оно должно «быстро отреагировать»? Зачем его упорно расширять и приближать к российским границам?

Зачем втягивать в него новые страны, которые в военно-техническом отношении могут стать только обузой или так малы, что никакого реального вклада от них нет, они и малые взносы платить не могут, а влиять хотят на все? Политический и бюджетный смысл этого колхоза понятен, а вот военно-технический? Допустим, будет у среднестатистической прибалтийской республики один танк и один катер – и что с того? Кого они победят и в составе чего? Неужели все так бессмысленно?

Скорее нет. Военно-технический смысл у НАТО, конечно же, есть, и находится он в прямом подчинении у политических целей, политической стратегии, как ему и положено.

Принцип абсолютного военно-технического превосходства (без которого, повторюсь, военная машина НАТО просто не работает) нереализуем в войне с Россией как с целостным государством.

Если, скажем, Россию демонтировать на национальные (и не очень) «демократии» числом около двадцати или более, то для управления конфликтами между ними, для приведения их к порядку, для оккупации «построссийского» пространства НАТО очень даже подходит.

Тут и логика «всем сестрам по серьгам» ложится как нельзя лучше – европейцы посерьезнее получат куски пожирнее, остальные – как получится, но все-таки никто не останется с пустыми руками.

Гитлеровская логика захвата жизненного пространства на востоке (то есть нашей территории) для цивилизованной Европы никуда не делась. Только возглавляет Европу сегодня не Германия, а США, и не прямое военное вторжение готовится в первую очередь, а оккупация России, «порванной в клочки» (как позволил себе выразиться один американский президент) политическими и экономическими методами.

Разумеется, на очередную «русскую революцию» НАТО должно будет реагировать быстро и оперативно. Ценности и цели этой революции – окончательного и бесповоротного уничтожения единой России как государства – продвигает внутри России либеральное внутриполитическое сообщество, гордящееся своей связью и прямой «принадлежностью» США. Эту цель преследует политическая русофобия всех видов как символ и институт воспроизводства единой России, конкретная сила, сохраняющая Россию, неприемлем президент Путин.

Вот в это верят европейцы, младоевропейцы и «недоевропейцы». Это их объединяет. Это главная общеевропейская надежда и ставка. На это будут списывать и грехи, и издержки, и преступления. Это и оправдывает средства. Вот этого реально ждут в Европе – и ничего другого, на это рассчитывают, этим оправдывают экономические и политические потери, которые приходится нести под давлением США в противостоянии с Россией. Ну не может она не развалиться! Ведь если этого все-таки не случится, то зачем тогда было все остальное?

А для новых (и будущих – в собственном представлении) членов ЕС вопрос еще жестче: мы же перешли на сторону «победителя» на его условиях (отнюдь не сладких) – и что? Где «победа»? Когда уже НАТО должно будет «быстро отреагировать»?

Россия все никак не разваливается. Стоит себе и стоит.

Эффективность, срок службы и глубина проникновения проекта обновления гегемонии США оказались критически ниже тех, на которые надеялись проектировщики.

Много раз всякий, кто при анализе действий США на Евразийском континенте (Белград, Кабул, Багдад, Дамаск, Донбасс) усматривал несовпадение декларируемых намерений и действительных целей, бывал обвинен американской пропагандой и ее представителями в наших СМИ и социальных сетях в следовании так называемой теории заговора, в конспирологии.

Сегодня эти обвинения звучат фальшиво даже для самого неискушенного уха, поскольку десятки явно не случайных совпадений уже составляют критическую массу оснований для принципиального недоверия американским декларациям добрых намерений. Не только политические аналитики, но и многие обычные граждане в разных странах задаются вопросами, ответы на которые вынужденно заставляют объявить недоверие США.

Почему толпы беженцев с Ближнего Востока и Африки хлынули именно в Германию? Почему разгорелись скандалы вокруг «Фольксвагена»? И почему о том, что немецкие автомобили в США загрязняют окружающую среду, стало известно сразу после встречи в Париже, на которой Германия и Франция оказали давление на Киев с целью скорее переходить к мирному процессу?

Японский премьер заявил о намерении возобновить диалог с Россией и пригласил в страну Владимира Путина, и тут же оказалось, что боевики ИГ используют новые «Тойоты». Значит, Япония поставляет автомобили террористам? Зачем США бомбят Сирию и не борются с ИГ, объявляя его одной из основных угроз человечеству? Зачем США убили Хусейна и Каддафи, если никаких ощутимых выгод они от этого не получили? Для чего на самом деле бомбили Югославию? Кого хотят ослабить США – Россию или своих «союзников» в Европе?

Оговоримся сразу – нет никакого «заговора», да и «теории заговора» как теории, собственно, нет, а вот обвинение в ее использовании систематически применяется, чтобы заставить замолчать всякий голос здравого смысла, чтобы превратить всех нас в слабоумных, отрицающих существование всего, что нельзя непосредственно увидеть глазами и пощупать руками. То есть для низведения культурной политической нации до первобытного состояния, которому неведомы ни наука, ни политика, ни управление, ни даже медицина. Ведь все эти области человеческого знания оперируют с непосредственно не данными нам в ощущениях, «невидимыми» и «неосязаемыми» объектами, занимаются обоснованием решений и действий в условиях принципиально неполной информации и недостоверного знания.

Между тем ложь – распространенный инструмент политики и переговоров. Американский политический менеджмент считает, что обладает точной мерой применения лжи во времени. Она должна быть сверхинтенсивной и продержаться ровно столько, сколько нужно для совершения прикрываемого ею действия. А по достижении желаемого результата даже оправдываться не нужно: не оказалось в Ираке оружия массового поражения и не было, и знали, что не было, – и что? После драки кулаками не машут. Ирака-то больше нет – туда ему и дорога.

Дело, однако, не только в «логике лжи» и технике ее применения пропагандой и самими политиками. Весь ХХ век прошел под знаком все возрастающей роли политических структур, «надстроенных» над государствами – политических клубов, партий, классов, олигархата международных монополий. Государства все больше становились инструментами в руках этих групп и структур, политических элит, несвязанных и неограниченных сменой правительств и президентов, неподотчетных никаким демократическим институтам. И «у нас», и «у них».