Женщина твердым шагом подошла к висевшему на стене фонарю, да так, чтобы свет упал на ее лицо. Затем она продолжала:

– Так ты хочешь знать, кто я, окаянный слуга проклятого хозяина? Что ж, смотри, Ланселот Бигорн!..

И она сорвала с себя маску. С секунду Бигорн взирал на нее с изумлением. Затем вдруг нахлынули воспоминания, будто молния пронзила его память.

И тогда, смертельно побледнев от страха, шатаясь из стороны в сторону, он бросился прочь, бормоча:

– Мать малыша Жана!.. Госпожа де Драман… Покойница из Дижона!

Эта женщина была той, кого Маргарита Бургундская знала под именем Мабель.

* * *

Поднявшись по реке, барка причалила к берегу у большой башни Лувра. Готье привязал ее к одной из вбитых в песок свай, и шестеро мужчин, с Буриданом во главе, углубились в город.

Несколькими минутами позже они вышли на Гревскую площадь и вскоре, обогнув дом с колоннами (место нынешней ратуши), прошли под арку, соединяющую обе стороны улицы Мутон и называемую также аркадой Сен-Жан.

В сотне шагов от этой аркады возвышалась старая заброшенная башня, которая, вероятно, являлась частью первых парижских укреплений в те далекие времена, когда то, чему предстояло стать гигантским городом, лишь начинало выходить из своей колыбели – острова Сите.

То была квадратная башня, надстройка которой заканчивалась на третьем этаже; стены ее были разобщены, платформа обрушена, дверь разворочена, окна зияли дырами. Ее называли Дьявольской башенкой, потому что, как предполагалось, в этом месте водились более или менее адские существа, с которыми, вне всякого сомнения, мы еще будем иметь возможность познакомиться, если, конечно, подобная перспектива не пугает читателя. Нам же, – ввиду того, что мы неоднократно могли констатировать, что есть демоны и похуже тех, что выходят из ада, – она даже нравится.

И тогда это сооружение именовали чуть короче – Дьявольская башня. Те же, наконец, которые, вероятно, имели возможность обедать с сатаной и знали, как у того проходит процесс пищеварения, называли ее – простите за откровенность – Башней пукающего дьявола, и не наша вина, дорогой читатель, что народному языку той эпохи не были ведомы иносказательные и изысканные синонимы.

С левого боку этой Дьявольской башенки, отстоя немного в глубине, имелась пристройка с островерхой крышей, смотрящим на небольшой дворик фасадом, но без окон со стороны улицы. Двор и улицу разделяла стена.

– Это здесь! – сказал Буридан, остановившись у стены.

– Осталось лишь выяснить, не солгала ли эта развратница, – пробурчал Готье.

Филипп подавил вздох, и Буридан вздрогнул.

– Брат, – глухо проговорил первый, – я не потерплю, чтобы передо мной оскорбляли королеву…

Готье лишь пожал плечами.

Но Буридан уже, при помощи подставившего ему спину Ланселота, взобрался на стену и спрыгнул во двор. Король Базоши и император Галилеи последовали его примеру. Оба д’Онэ остались на улице – вести наблюдение, тогда как Бигорн, усевшись верхом на конек крыши, был готов в любой момент спрыгнуть либо внутрь, либо наружу – в зависимости от обстоятельств.

– Кто здесь? – пророкотал вдруг чей-то голос.

В то же время одно из окон первого этажа широко распахнулось, и подошедший Буридан увидел освещенный факелами зал, и в этом зале – пятеро или шестеро вооруженных человек.

– Назад, разбойники! – прокричал тот же голос. – Здесь для вас нет никакой поживы!

Гийом Бурраск и Рике Одрио ринулись было к окну, но Буридан остановил их жестом, сделал два шага вперед и произнес:

– Именем королевы!

Человек, говоривший через окно, снял шляпу. Остальные опустили рапиры.

– Чего вы хотите? – спросил командир.

– Забрать ту девушку, которую вы сторожите, и доставить в Лувр.

Буридан дрожал; от ответа зависело, здесь ли Миртиль… И человек ответил:

– Хорошо, но вы должны назвать пароль.

– Мариньи! – без малейшего колебания прокричал Буридан звонким голосом.

Почему он назвал именно это имя, а не какое-либо другое? Что это было: быстрое и инстинктивное умозаключение, вдохновение или просто надежда на случай?

Командир глубоко поклонился и подал своим людям знак вложить рапиры в ножны.

«Мариньи» – именно таким и был пароль! Случайность зачастую стоит гораздо ближе к истине, нежели тонкий расчет…

– Сейчас открою, – уважительно промолвил командир. – Обождите минутку, мессир.

В этот момент открылось одно из окон второго этажа.

– Хорошо, – отвечал Буридан, – но поторопитесь, мы и так уже опаздываем.

И тут из верхнего окна радостный и преисполненный надежды голос прокричал:

– Буридан!..

– Миртиль!

– Дьявол! – завопил командир поста. – Это Жан Буридан! Ну же! Вперед! Обнажить шпаги!..

Тотчас же во двор, тускло освещаемый красноватым светом висевших на стенах факелов, прямо из окна повысыпали стражники.

Миртиль издала душераздирающий вопль.

– Ничего не бойся, Миртиль! – прокричал Буридан.

В это мгновение его прижали к стене, тогда как Гийом Бурраск и Рике Одрио, вопя, ругаясь и изрыгая проклятия, отбивались от двух противников каждый.

Буридан же был безоружен.

Быстренько обмотав левую руку плащом, он принялся с горем пополам парировать удары, в тоже время пытаясь рукой правой перехватить одну из рапир, что сверкали в нескольких дюймах от его груди.

– Сдавайся, – вопил командир, – или я пригвозжу тебя к стене!

– Прощай, Миртиль! – крикнул Буридан, посылая наверх прощальный воздушный поцелуй.

Командир стражников ринулся вперед.

* * *

В следующую секунду обезумевшая от страха Миртиль увидела вот что:

Человек, который бросился на Буридана, обезоруженный катался по земле, выкрикивая яростные проклятия, а сам Буридан, зажав в руке шпагу, с радостным воплем бежит к дому.

Рапира командира его даже не задела! В тот момент, когда вражеский клинок уже нацелился пронзить грудь юноши, нападавший повалился на землю, сбитый чем-то огромным, упавшим на него сверху, и оружие ушло в сторону.

Этим чем-то был Ланселот Бигорн, который, спрыгнув со стены, всем своим весом обрушился на плечи командира.

– Возьмите вот это! – воскликнул Бигорн, проворно вскакивая на ноги и протягивая Буридану свою рапиру. – Я же говорил вам не выходить без оружия!

Говоря так, Бигорн вонзил кинжал в спину командира поста. Стражник тут же обмяк, и Ланселот бросился открывать дверь, через которую во двор ворвались Филипп и Готье.