Поэтому он старался не обращать внимания на свое окружение, когда одетые в черное, неслышно ступавшие люди вели его по барже. Роскошь, почти удручающая, если учитывать вес всего этого, — вот что он отметил. Его разум и душа были полностью заняты обретением внутреннего спокойствия.

У него было маленькое, покрытое шрамами, каменное сердце. В нем хватало места лишь для одной мысли и одной цели.

«Только правда. Я волнуюсь только о Нарсесе. И ни о чем больше».

Он вошел в большое помещение где-то в глубине баржи. В дальнем конце, на невысоком пьедестале сидела Великая Госпожа Сати. Она отдыхала на изящно сделанном резном стуле из слоновой кости. Ее тонкие, аристократические руки свободно лежали на подлокотниках. Вуаль была откинута с лица, открывая сторонним взорам холодную красоту Великой Госпожи Сати.

Перед ней преклонили колена четверо огромных мужчин. Выше пояса они были обнажены и держали в руках оружие. Не мечи — огромные кривые сабли. Еще двое таких же охранников стояли по углам комнаты, за Великой Госпожой Сати, как и двое наемных убийц, последние расположились за спиной Нарсеса. Все они были из кхметов. В этих людях не текло ни капли индийской крови.

Но Нарсес не обращал на них практически никакого внимания. С тех пор как он вошел в комнату, его взгляд был прикован к мужчине, сидевшему на стуле рядом с Великой Госпожой Сати. Это был Нанда Лал, один из двоюродных братьев императора Шандагупты и начальник шпионской сети империи малва.

Вид Нанды Лала заставил холодную душу Нарсеса полностью заледенеть. Чувство облегчения было всеобъемлющим.

«Значит, ничего нового. Пусть будет так».

В центре комнаты, на толстом ковре поставили небольшой стул — футах в десяти от возвышения. Достаточно близко, чтобы Великая Госпожа Сати и Нанда Лад не испытывали необходимости повышать голос, но оставляя огромным телохранителям пространство для защиты тела, в котором обитал Линк.

Нарсес не стал ждать приглашения. Он просто подошел к стулу и сел. Затем сложил руки на коленях и стал молча ждать.

Молчание продолжалось примерно минуту, пока Линк и Нанда Лал внимательно рассматривали его. Затем заговорила Великая Госпожа Сати:

— Ты предан малва, Нарсес?

Евнуху показалось интересным, что ее голос не имел того странного звучания, о котором рассказывали его шпионы. Это был просто голос молодой женщины. Приятный, несмотря на холодность и отстраненность.

— Нет, — Нарсес подумал, не стоит ли детально обрисовать ситуацию, но отказался от этой идеи. Только правда! Если вдаваться в подробности, он рискует начать врать.

— Совсем нет?

— Ни в коей мере.

— Ты верен только себе?

— Конечно, — в его голосе появилась доля горечи. — Почему должно быть по-другому?

— Мы хорошо к тебе относимся, — вставил Нанда Лал и добавил несколько злобно: — Мы завалили тебя богатством и почестями.

Нарсес пожал плечами.

— Вы сделали меня начальником шпионской сети у вашего лучшего полководца и тем обрекли на жизнь, полную опасностей. Носиться по половине Азии — в моем-то возрасте! — когда со всех сторон окружают враги. Мое богатство лениво покоится в небольших сундучках в подвалах императора, в то время как сам я живу в шатре.

Нанда Лал изменил положение на стуле и сжал руками подлокотники. Он был тяжелым и мускулистым человеком. Стул негромко заскрипел, протестуя.

— Я уверен: тебе удалось наполнить доверху свои собственные сундуки взятками и украденными сокровищами! — рявкнул он.

Нарсес хрипло рассмеялся.

— Конечно. И в немалом количестве, должен заметить.

Темное лицо Нанды Лала покраснело от ярости, которую он даже не скрывал. Его выводили из себя насмешки и открытое неуважение евнуха. Толстые губы стали приоткрываться, обнажая зубы, словно шпион хотел оскалиться. Но до того, как Нанда Лал успел вымолвить хоть слово, заговорила Великая Госпожа Сати. И на этот раз прозвучал голос.

Все мысли об иронии улетучились из головы Нарсеса после того, как он услышал этот голос. Он был замогильным, но шел, с позволения сказать, не из человеческой могилы или склепа. Эти слова все еще исходили из уст молодой женщины, но их звук каким-то образом был обширным и глубоким, как вечность. Это, как знал Нарсес, и есть истинный голос сущности, именуемой Линк.

— Перестань, Нанда Лал. Твой гнев глуп и не имеет смысла.

Оболочка молодой женщины, в которой жил Линк, неотрывно смотрела на Нарсеса, ни разу даже не бросив взгляд на начальника шпионской сети. Глаза казались такими нее пустыми, как безлунная ночь, когда небо затянуто тучами.

— Ты предан только себе, Нарсес. Твое сердце не может завоевать никакая цель, твою преданность — никакие почести или чувства, твой разум — никакие сокровища. Теперь и во все времена ты искал только власти.

Казалось, ему нечего было ответить. Поэтому Нарсес промолчал. Линк молча изучал его довольно долгое время. Евнух никогда в жизни не чувствовал на себе столь пристального взгляда.

— Нет. Есть что-то еще. Что-то, что ты прячешь

Руки Нарсеса продолжали лежать на коленях. Он просто слегка склонился вперед и ответил:

— Да. Я наслаждаюсь самой игрой. Иногда я думаю что, возможно, даже больше, чем властью, которую она мне приносит. Я скрываю это от всех, приобретая тем самым еще одно преимущество. Люди предполагают, что мной двигают амбиции. Что, конечно, правда. Но амбиции — сами по себе не больше чем инструмент.

На несколько мгновений воцарилось молчание, затем снова заговорил Линк:

— Да. Ты купаешься в этом чувстве собственного превосходства и власти. Пустой человек — даже не мужчина по человеческим стандартам, — который наслаждается своей способностью превосходить всех остальных.

Нарсес слегка склонил голову в знак согласия.

— Поэтому мы ни в коей мере не можем тебе доверять. Не больше, чем могли бы доверять мечу, рукоять которого испачкана жиром.

— Даже меньше, — фыркнул Нарсес. — У меча нет разума. Он не будет слушаться твою руку только из-за невезения или неосторожности. А со мной можно рассчитывать, что я все сделаю по собственной воле.

— Да. Предатель, который наслаждается предательством. Не потому, что это предательство, а потому, что это величайший гамбит[25] в его игре.

И снова Нарсес легко кивнул. Мастер, признающий другого, возможно более великого, чем он сам.

— Пусть будет так. Ты считаешь себя непробиваемым и сверхпрочным, поскольку тебе ничего не может угрожать, за исключением боли и смерти. Но я возьму заложника, Нарсес.

Ничто в выражении лица евнуха — он мог бы поклялся в этом! — не изменилось. Хотя где-то по его ледяной, пустой душе внезапно пробежала горячая искра ужаса.