Яблоко. Большое румяное яблоко.

Вагаев нашел-таки ключи, сел в машину и как следует рассмотрел находку. На первый взгляд, ничего удивительного. Ну, яблоко. Собирался, должно быть, перекусить, сунул в карман, потом забыл. Только вот в чем загвоздка – куртка провисела в шкафу с апреля. Он надел ее впервые сегодня утром. Быть может, прихватил яблоко из гостеприимного дома Козыревых? Но у них на столе яблок не было. Были пирожки с яблоками.

…Яблоки, подпрыгивая, катились по асфальту. Он кричал. Он был так напуган. Все случилось очень быстро. Веселый азарт, побуждавший его, несмотря на крики матери, бежать еще быстрее. Визг тормозов. Ощущение сдавленности. Серая громада над головой – взглянув вверх, он увидел серые комья грязи, налипшие на брюхо гигантского животного, готового поглотить его. И тотчас – нежные и сильные руки, сомкнувшиеся у него на груди, ощущение полета, восторг спасения. Его охватил свет, прекрасный свет доброты. А женщина шепнула ему на ухо:

– Спасешь ее? Спаси ее, ладно? Вернись и спаси!

Он не знал, о чем говорила она, не понимал ее слов и забыл их.

А вот теперь – она напомнила ему.

Яблоки, как известно, краснеют оттого, что содержащийся в них природный пигмент хлорофилл под действием солнечного света преобразуется в ксантофилл.

А вот долг – он красен исключительно платежом.

Вагаев вышел из машины и побежал обратно к дому. Никто не встретил его. Его возвращенья не ожидали. Он пересек двор, взошел на крыльцо, потянул на себя дверь. Вдохнул уже знакомый затхлый запашок и пошел на свет, пробивающийся из-за неплотно прикрытой двери. Вагаев не дал предчувствию подойти вплотную, поэтому, ворвавшись в комнату, остолбенел.

Там были латимеры. Столько латимеров сразу Тимур не видел никогда, и немудрено, что сначала он немного растерялся.

– Батюшки светы, – пропела латимера, сидевшая в кресле у окна. Она одна была видима, она да еще Стася, лежавшая пластом на диване. Лицо у нее было бледное, но Вагаев увидел, что ее нити ртутно поблескивают, и понял, что девушка спит. – Кто к нам пожаловал! Глеб! Кого ты к нам, дурак, впустил? Попросили тебя о такой ерунде, но ты и с этим не справляешься! Уведи его отсюда и убей.

В спину Вагаеву уставилось дуло ружья.

– Напрасно вы вернулись, доктор, – сказал Глеб. – Вы ведь были почти в безопасности.

Остальные латимеры безучастно смотрели на Вагаева. Впрочем, один из них вдруг поднялся. Это был старик, что само по себе казалось диковинкой. Среди латимеров почти не встречались старики. Этот же напомнил Вагаеву полковника Семенца – выправкой, уверенной посадкой головы, прямым и усталым взглядом.

– Это смотрящий, – сказал латимер. – Отпустите его. Смотрящего следует выслушать.

– Правило? Я отменяю это правило! Убей его, Глеб! – гневно возразила женщина в кресле.

– Ты пока не королева, Клара, – просто напомнил старик, и Вагаев понял: чтобы выжить самому и помочь Стасе, он должен обращаться к этому латимеру. Тимур поклонился, глубоко и с почтением, как принято кланяться старшим на ныхасе[4]. Выпрямившись, он снова ощутил дуло винтовки между лопатками, но недолго. Старик кивнул ему в ответ, и Глеб за спиной Вагаева отступил.

– Что тебе нужно, смотрящий? За чем ты пришел?

– Я пришел за этой девушкой, – Вагаев подбородком указал на Стасю. – И еще у меня есть основания полагать, что в этом доме взаперти держат еще, по крайней мере, одну девушку. Я прошу ее отпустить тоже.

– Как же! Сейчас! – издевательским тоном вскрикнула женщина в кресле, но под строгим взглядом старика умолкла.

– Клара, это так? Ты держишь в этом доме еще людей?

– Ну да, да! Они в подвале! Две жалкие девчонки! Ты же видишь, я слаба! Я умираю! Они нужны мне!

– Разве тебе недостаточно страданий этого мальчика, твоего сына?

– Он так ничтожен, – прошептала Клара, морщась, словно от боли. – Ему плюнешь в глаза – он считает это божьей росой. Он слишком безволен. Он не способен даже страдать. Мне противно причинять ему боль.

– Ты напрасно поступила так. Тебе придется выпустить девушек.

– Но тогда я… исчезну!

– Что ж, на то ее воля, – закивал головой старик. – Ты нарушила порядок, и мы должны все исправить. Что касается этой девушки… Смотрящий, ты просишь слишком многого.

– Я исполняю волю белой королевы, – быстро сказал Вагаев. Ему показалось, он нашел нужные слова.

– Это важный аргумент, – одобрительно улыбнулся старик. – Но белая королева ушла. Теперь у нее есть все, о чем она мечтала. Все, что ей было нужно. А нам нужна эта девочка. Прежде всего – Кларе. Правда, я уже не уверен, что Клара достойна того, чтобы стать королевой. Но…

И он указал в сторону Стаси.

– Она сама могла бы стать королевой. Понимаешь, смотрящий? Королевой! Она вершила бы судьбы! Она правила бы тонким миром…

Старик говорил шепотом, но та, кого он назвал Кларой, все равно услышала и крикнула:

– Нет! Только не она! Только не эта дрянь! Я! Я! Должна быть королевой я!

– Замолчи, – приказал старик, не глядя на нее. – Ты слишком сильно этого хочешь, вот в чем дело. Королеве это не подобает. Королеве должно быть немного все равно. А теперь молчи, я буду говорить со смотрящим. Итак, ты не хочешь, чтобы она стала нашей? Желаешь забрать ее? Но как ты выкупишь ее? Что дашь взамен?

– Что есть у меня моего – все возьмите, – ответил Вагаев.

– Не так уж и много есть у тебя, смотрящий, особенно из того, что нужно нам. Но кое-что есть. Ты перестанешь быть смотрящим, вот наша цена.

– Я согласен, – заторопился Вагаев, едва дослушав его.

– Подожди. Ты не умеешь торговаться. Знаешь ли ты, что ты перестанешь видеть не только нас?

Вагаев не сразу понял, о чем он говорит. Но свет, который он чувствовал даже во тьме, свет, не имеющий ничего общего ни с лампами, ни с киловаттами, вдруг замерцал, прервался на несколько мгновений, появился, снова исчез… И исчезла вместе с линией света какая-то необъяснимая уверенность, померкло какое-то главное знание… Но и когда до него дошло… Торговаться он не собирался.

– Забирайте. И отдайте мне ее. Но где гарантия, что вы дадите нам уйти?

– Тебе мало моего слова? – нахмурился старик.

– Я не знаю, кто вы, почтенный. Вы у них… главный?

– У них нет «главного». Они свободны. Я лишь наблюдаю, чтобы они не навредили друг другу. Я – наблюдатель. Но я могу попросить, и, быть может, они снизойдут к моей просьбе.

Только сейчас Вагаев догадался посмотреть на других латимеров. Судя по всему, они принадлежали к элите, к верхушке невидимого мира. Они не внушали ему ни страха, ни отвращения, и впервые Тимур с удивлением подумал, что, пожалуй, ему интересен этот мир, эти люди. Жаль будет вот так расстаться с ними, ничего толком о них не узнав. Единственное исключение – Клара. Она вызывала его презрение и одновременно жалость. По некоторым признакам – провалившиеся виски, иссохшая шея – он определил, что она очень больна. Вероятно, онкология. И он даже хотел сказать этой женщине, что ей немедленно нужно лечь в больницу, там помогут, облегчат ее страдания… Но Клара не дала ему укрепиться на вершине всепрощения, она поднялась и шагнула к Стасе. Исхудавшие пальцы потянулись к горлу девушки. Вагаев оттолкнул сумасшедшую, поднял Стасю на руки. Оказалось, она прикована за руку к батарее.