* * *

В три часа дня Андрей Иванович вышел из школы и побрел в сторону «Краснофлотской». Пары в Институте права и экономики начинались с шести вечера, и, таким образом, у него имелось в распоряжении еще много времени. Можно было, конечно, посидеть в школе с коллегами и проводить их в «Журавушку», но это грозило продолжением пира в спортзале, а являться на занятия в институт пьяным Мирошкин не хотел. Был вариант потаскаться по книжным магазинам, но у учителя не было с собой достаточно денег, кроме того, хотелось где-то пообедать — нельзя же ограничивать себя одним бутербродом. Лучшим местом представлялась Историческая библиотека — близко и недорого. «Выбора все равно нет — в архиве отключили отопление — какой-то счет они не оплатили. Холодно, да и работают они всего с десяти до четырех, пока до «Фрунзенской» доберусь — только зря съезжу. М-да-а, с наступлением настоящих холодов их небось вообще закроют. Вот тебе и ЦГАДА. Нет, ехать надо в «Историчку». Может быть, чего-нибудь и полистать успею», — решил Андрей Иванович, хотя что именно он собирался полистать и, самое главное, зачем, он вряд ли знал. Спешить было некуда, дорога от школы до библиотеки занимала не более получаса. Мирошкин остановился у киоска «Союзпечать» и принялся изучать ассортимент. Глаза привлекали, конечно же, яркие журналы, на обложках которых красовались полуобнаженные или вполне одетые красивые и потому успешные женщины. Супруга Андрея Ивановича любила притащить домой какие-нибудь Cosmopolitan или Vogue, чтобы с их помощью получить очередной заряд феминизма. Наблюдая Ирку, погруженную в чтение глянцевого журнала, Андрей Иванович не понимал, какое удовольствие можно получать от таких изданий, заранее зная, что ничего из рекомендуемого и рекламируемого ими 99 % их русских читательниц никогда не смогут применить на практике или купить. Даже в Москве, о провинции и говорить не приходилось.

Разглядывая на журнальном развале очередной номер Vogue, Андрей Иванович вспомнил, как сравнительно недавно он взял полистать журнал годичной давности, вывалившийся из полки шкафа, куда его впихнула жена, после того как Мирошкин настоятельно рекомендовал ей разобрать завалы из белья, косметики, чулок и периодики, накопившиеся в креслах и на широких панелях нижних секций «стенки». Таким образом, она «разобралась». Подняв Vogue с пола, Мирошкин сел на диван и начал изучать рекламу, заполнявшую страницы журнала. Где-то в самом конце ему попался репортаж с некой светской тусовки, представлявший собой набор фотографий никому неизвестных людей, которые, как видно, на этой вечеринке вовсю ели, пили и веселились. Одно фото привлекло внимание. На нем были изображены две прижавшиеся друг к другу молодые женщины, одетые, кажется, в мужские костюмы (фото было сделано до пояса) и державшие в руках бокалы с коктейлями. В одной из них он узнал слегка располневшую и порозовевшую Линду, а в другой — Ирину Лаврову, волосы которой были выкрашены в более темный цвет сравнительно с ее естественным. В остальном она мало изменилась. Подпись под фотографией гласила: «Линда Туоминен, дизайнер (Yellow — SQ) с подругой». Сомнений не оставалось — это были они. И помещенная в Vogue фотография, и подпись под ней дали Андрею Ивановичу массу информации к размышлению: «Выходит, эта шлюха (имелась в виду Линда) вышла замуж за иностранца. Какой-нибудь швед или финн. Надо же — какое совпадение имени и фамилии, и не подумаешь, что она русская. Что такое это «Yellow — SQ»? Какая-то компания? Дизайнер! На кого-то кожаные шорты шьет?!» Об Ирине Лавровой сказать было почти нечего: «Интересно, замуж вышла? Непонятно, кто она. «Подруга» Линды. Эта-то — дизайнер. А она так и осталась шакалить при ней. На лесбиянок похожи!» Но за всеми мыслями о Лавровой таилась одна, которая не была явно высказана Мирошкиным: «Но ведь не пропала же! Не пропала!» Ему почему-то всегда казалось, что Ирина после разрыва с ним должна была рано или поздно, что называется, «сойти с круга». Не сошла. «Сколько ей там? Номер за 97-й, а в 94-м было восемнадцать. Это летом! У нее день рождения в конце года, в декабре, что ли. Значит, в 94-м ей исполнилось девятнадцать, а в 97-м — двадцать два, сейчас, в 98-м, будет 23. Молодая. Линда ее на тусовки таскает. Может быть, тоже подцепит себе, если уже не подцепила, какого-нибудь Туоминена.

Несмотря на легкое раздражение по поводу фото в журнале, Андрей Иванович не был расстроен. Напротив, вид довольной, здоровой и, наверное, преуспевающей Лавровой хоть немного, но уменьшил тот страх, который поселился в его сердце после расставания с этой странной девушкой…

* * *

Они встречались весь «сезон», и каждая встреча с Лавровой была незабываемой. Всегда происходило что-то, что врезалось в память, а потом вспоминалось со сладкой нежностью или заставляло улыбнуться и мысленно произнести в адрес девушки что-нибудь ласковое. Вот, например, как-то он ждал ее вечером, чтобы совершить ставшую традиционной прогулку по району. Ирина вышла из подъезда, увидела, всплеснула руками и бросилась к нему, по дороге то ли запуталась в платье, то ли споткнулась, упала, растянулась на асфальте и разбила себе колено. «Милая глупышка»! Или в другой вечер они выбрались в «Иллюзион», смотрели «Жандарм и инопланетяне», глупую комедию, ставшую со времени первого просмотра в детстве еще глупее, смеялись, целовались, а когда вышли на улицу, Ирина вдруг заявила, что хочет в туалет. Пошли искать место, спустились с моста и зашли под него. Не церемонясь, девушка присела на корточки, подобрала юбку и зажурчала, а через секунду Андрей увидел вытекавший из-под нее ручеек. Это было странно, но почему-то еще более их сблизило. «Милая, милая…» Ирина не стеснялась его ни в чем. Он часто потом вспоминал и то разбитое колено, и мутный ручеек… Когда разбили коленку, пришлось зайти к ней домой. Там молодых людей встретила мать Ирины — маленькая длинноносая женщина, совершенно непохожая на дочь. Отца не было дома, он где-то допоздна работал. Ирина ушла обрабатывать рану, потом ужинали вместе, его кормили борщом. Позднее Андрей спрашивал Ирину, понравился ли он ее матери. Да, конечно, «ты не мог не понравиться, мама мне сказала: «Это очень хороший молодой человек, постарайся себя не компрометировать». Что она имеет в виду? Это не важно. И вновь он почувствовал себя любимым и способным дарить счастье, достойным того, чтобы его боялась потерять такая девушка — красивая, сильная, талантливая. Да, талантливая!

И фантастически сексуальная. Как-то утром Андрей пришел с дежурства, сходил в душ и позвонил Ирине на работу. Прослушав привычное приветствие от издательства «Задруга», он, пожелав ей доброго утра, начал болтать какие-то глупости, она смеялась, потом вдруг замолчала.

— Тебе неудобно разговаривать? — спросил молодой человек. — Давай я не буду тебе мешать работать.

— Ты уже помешал. Рядом со мной никого нет, я вспомнила о тебе и сейчас запустила руку туда. Я сейчас кончу. Ой!

Пауза затянулась. Наконец Ирина каким-то изменившимся голосом проговорила: «Что ты со мной делаешь. Когда у нас с тобой хотя бы несколько дней нет секса, я не могу спокойно уснуть, если не помастурбирую раза три. Все время думаю о тебе. Я приготовила сюрприз. У тебя сломан почтовый ящик. Загляни в него». В ящике лежало письмо от Ирины, набитое на компьютере:

«Дорогой мой человечек! Ты даже не представляешь себе, что я поняла вчера. Вчера… Что вчера?.. Вчера — это вчера, а прочтешь ты это сегодня. Так вот, вчера я поняла, как отчаянно я хочу быть рядом с тобой, как отчаянно хочу любить тебя. Самое страшное, что хочу прикасаться к тебе, любить и ласкать тебя, твое сильное, молодое, упругое, здоровое тело. Целовать тебя. И колоться об твою суточную щетину. Я поняла, что без тебя становится плохо. Как можно прожить день без тебя? Такой день явно проживается зря. Я забываю даже о работе. Господин историк, сколько таких тяжелых случаев насчитывает ваша история? Зато сколько таких случаев насчитывает медицина!!! Я — не исключение… Ты — не исключение… Ты — исключение из правил моей жизни. МОЕЙ ЖИЗНИ. Я тебя люблю».